Вячеслав Малежик: «Не хочу, чтобы меня жалели»

Тогда, летом 2017-го, казалось, что дела плохи, и песня Малежика спета - в том смысле, что не будет больше концертов, выступлений. Но через несколько месяцев он встал, взял гитару и запел. Наверное, потому что без этого жизнь не мила...

- Вячеслав, ну вы уже потихоньку выступаете, да?

- Ну да. Во-первых, это пример для людей, которые попали в схожую ситуацию. В общем-то у нас уже не изучают «Как закалялась сталь» и «Повесть о настоящем человеке». Ну а потом, это больше нужно мне. Люди, которые приходят на мой концерт, видят, что у меня со здоровьем не очень все хорошо, аплодируют интенсивнее. И я чувствую, что я артист, что мне нельзя складывать оружие.

- У вас всегда была такая насыщенная жизнь, проходила в таком активе. Когда прошлым летом все это случилось, какие мысли приходили в голову?

- Главная мысль - что мы, в общем, ничего не решаем, все за нас решают там... Знаешь, раньше я всегда очень кокетливо отвечал на вопросы по поводу своей «дороги к храму», всегда внедрял туда нотку какого-то атеизма, который крепко мне привили в школьные и институтские годы.

Моя гордыня не давала мне покоя, и я не смирялся. Всегда рассуждал так: раз мне даны воля и мозги, то почему я должен во все это верить, почему не должен подвергать сомнению? А оказывается, сомневаться не нужно. Я убедился в том, что рядом со мной присутствует тот же ангел-хранитель, который у меня и был до сих пор и который с какой-то целью уберег меня от летального исхода.

- Значит, и отчаяния не было? Если «ничего не решаем»?

- Нет, ну все-таки вот эта формула «делай что должно и будь что будет», она присутствует во мне. И я в общем-то решительно боролся. Хоть и положение было непростое - инсульт, потом пневмония...

Вот когда еще пневмония эта прицепилась - какой-то страх появился. А до этого я улыбался, шутил. Когда лежал в больнице, общался с медсестрами, соседями по палате. Тут, конечно, артист во мне просыпался.

- Так у артиста и могло возникнуть отчаяние. На гитаре играть не может, петь не может. Да что там - есть даже не может!

- Да, я выглядел, знаешь, как Терминатор. У меня была такая трубочка, меня кормили через нос. Месяца полтора это продолжалось... Вообще хочу сказать, мы часто себе пророчим какие-то вещи, о которых не стоит говорить.

Помню, на одном из концертов я произнес шутку, и она имела довольно любопытное продолжение. Из зала спросили: сколько мне лет? Я ответил, что мужчине столько лет, сколько его любовнице. Тут же пришел вопрос: а сколько лет любовнице? И я, опять же кокетничая, ответил, что если продолжится в том же духе, то скоро мои любовницы будут носить памперсы.

После концерта ко мне подходит один дядька и говорит: «А тебе в голову не приходило, что в старости тоже памперсами пользуются?» И вот я прошел через памперсы...

«КОГДА ЗАЛ ВСТАЛ, У МЕНЯ ВЫСТУПИЛИ СЛЕЗЫ»

- Не думали тогда о том, что больше не сможете выступать?

- Я не позволял таким мыслям приходить мне в голову. Практически через неделю Татьяна мне в больницу привезла гитару. Левая рука функционировала как у здорового человека, я аккорд взял. А правой рукой просто не попал по струнам... Где-то через месяц уже кое-что смог сыграть. Но, конечно, до сих пор той своей прежней формы не достиг.

- Теперь давайте вспомним ваш юбилейный концерт в Кремле, который проходил в феврале прошлого года. Сейчас как думаете: он был лишним?

- Возможно, он стал одним из основных ударов по здоровью. Но для меня этот концерт был важным этапом...

- Но сил-то отнял много.

- Много. В тот день я пять часов репетировал, а потом было еще три часа живого звука.

- Это что, самонадеянность?

- Об этом я не думал. Это просто часть профессии. Часть моей жизни. Человек, который что-то сделал в своей профессии и в какой-то момент стал известным, перестает принадлежать сам себе, он заложник.

- Но вы уже давно всем все доказали. К чему эти подвиги?

- Я, наверное, продукт советской эпохи - когда у нас был пятилетний план, мы должны были его выполнить. А желательно перевыполнить, причем досрочно. Наверное, я еще и заложник своих привычек и неправильного воспитания.

- Вы же не хотели делать этот концерт, правда?

- Не хотел. Но когда нашлись два человека, которые пришли и сказали: «Слава, ты должен! Мы тебе оплачиваем аренду, еще какие-то вещи...» Вот моя жена Татьяна - свидетель: до тех пор, пока эти мои друзья не появились и не сделали мне предложение, я и не собирался ничего устраивать. Но подсознательно, наверное, все же хотел, чтобы эти люди появились.

- И когда они пришли, глаза, конечно, загорелись?

- Да!

- А через сколько месяцев после инсульта вы дали первый свой концерт?

- Это было в конце октября в «Гнезде глухаря». Я еще весьма слабо пел. И, честно говоря, если бы не мои друзья-музыканты, которые меня прикрыли, то... может, и не нужно было бы выступать.

- Тяжело далось?

- Тяжело. Но это был, с одной стороны, сильный эмоциональный стресс, а с другой - не менее сильная эмоциональная подпитка. Когда меня объявили, народ встал, взорвался аплодисментами. У меня выступили слезы на глазах, и даже где-то полминуты я собирался с силами, чтобы выступить. Потом стал петь, но давление улетело под 190. Там сидели два человека из скорой помощи. Ну и жена, которая все время порывалась меня остановить, но ее удержали.

- То есть опять «пятилетка за три года»?

- Ну мне хочется жить, мне хочется себя ощущать... Вообще самое страшное - начать себя жалеть. Мол, вот я такой несчастный. Это легче всего. Но я не хочу, чтобы меня жалели, боюсь показаться слабым. Раз боюсь показаться - значит могу быть не до конца искренним. А мне бы этого не хотелось. Мне бы хотелось на разрыв души все это делать.

«ЕСТЬ ЖЕЛАНИЕ ДОКАЗАТЬ»

- Часто приходится надевать на себя маску сильного человека?

- Знаешь, не приходится, она как-то сама собой появляется.

- Такое защитное свойство?

- Наверное, защитное. Хотя я не знаю... Наверное, то, что я физически не в порядке, мешает и меня воспринимать, и мне себя воспринимать... Вот скажи: что ты чувствуешь?

- Ничего. Все то же самое. Ничего не изменилось.

- То есть если мне не раскрываться и не маскировать это, как прикрывают рюшечками шрам на шее, то, в принципе, никто и не заметит?

- Нет, ну я же видел ваше выступление. Вот артист Малежик, мы все его знаем. Когда он поднимается на сцену, мы понимаем: что-то не так. Но когда начинает петь - все это уже не важно, отходит на задний план...

- Знаешь, наверное, во мне сидит такой комплекс Людмилы Гурченко, которая хотела уйти из этой жизни девочкой. Раньше я смотрел так на себя: ну не плейбой, но, во всяком случае, что-то тинейджерское присутствовало. А сейчас у меня уже появились лишние килограммы...

- Когда перед 70-летием общались, вы говорили, что в бассейне еще можете дать фору молодым. Это что, ощущение себя в конкуренции с кем-то?

- Ну ты же прекрасно понимаешь, что каждый человек чувствует себя центром мироздания. И думает, что вот эти проблемы старения коснутся всех, но не тебя...

- Я думал, у вас к себе более спокойное отношение.

- Нет, ну я же выхожу на сцену... Но знаешь, если бы ты спросил меня, какое достижение вы считаете главным за последние 10 лет, то, наверное, я бы сказал: у меня появилась способность не суетиться. То есть желание кому-то что-то доказывать, его все меньше. Но оно все равно есть, и это, видимо, из детства. Оттого что родился в московском гетто, что жили от зарплаты до зарплаты, что потолки 2,20... Это придавливало.

- Так что же, в сентябре ждать концертов и гастролей?

- Посмотрим. Боюсь загадывать. Но я же сказал, что поверил в Бога, в ангела-хранителя, который ведет меня по жизни. Думаю, что моя суета, она мало что определяет, жизнь сама вырулит. Я могу говорить только в сослагательном наклонении. Мне бы хотелось, чтобы все эти концерты были. Потому что для меня нет большего счастья, чем петь для зрителей и сочинять...

Знаешь, с годами я понял вот какую вещь. Все истины, которые нам кажутся затертыми, как правило, оказываются очень верными. Вот фраза, которую в детстве я не понимал: что любить - это большее счастье, чем быть любимым. Сейчас я это понимаю. Когда любишь - отдаешь. И я хочу отдавать. У меня же есть песни, стихи. Мне надо этим делиться...

Дмитрий Мельман.