Ассоциации он вызывает разные. Для одних - Хлестаков из гайдаевского фильма «Инкогнито из Петербурга», для других - Андерсен из картины Рязанова. Третьи вспомнят рекламный ролик с его участием. А кто-то наверняка скажет: да это же лучший друг Боярского: как «Зенит» играет, вечно эта парочка на трибуне!

Кстати, некоторые особо приближенные добавляют: Михаил Боярский и Сергей Мигицко не просто друзья, а названые братья, они просто жить друг без друга не могут... Впрочем, на недавнем кинофестивале в Выборге Мигицко представлял новую картину - «О чем молчат французы» (опять же говорящее название!) - в гордом одиночестве, д’Артаньяна поблизости не было. Все-таки дружба дружбой, а работа врозь.
«РЕШИЛСЯ НА КАСКАДЕРСКУЮ СЦЕНУ»
- Сергей Григорьевич, скажите, был ли кастинг на этот фильм?
- Вы знаете, кастинг был, и очень серьезный, но я его не проходил, потому что мы с режиссером Владимиром Шевельковым слишком давно знаем друг друга. Он знает мои возможности, а я - его.
- Вы очень органично смотритесь в роли бывшего декана. Где подсмотрели образ? Может, в вашей семье были педагоги?
- Нет, в моей семье преподавателей не было. Но у меня по жизни было много педагогов. Еще в Одессе, откуда я родом, знал немолодых, начитанных, интеллигентных, высококультурных людей, которые прошли огонь, воду и медные трубы, а некоторые и войну. А когда приехал в Питер и поступил в ЛГИТМиК, мне встретился целый ряд преподавателей с большой буквы - настоящих петербуржцев, ленинградцев. И мужчин, и женщин, которые несли такой интеллект, такую культуру!..
Могу назвать парочку из них - Лев Иосифович Гительман и Александра Александровна Бурцеладзе. Первый нес в своей голове всемирную библиотеку! Вспоминая их, я и готовился к роли, постарался взять от каждого из них. Хотя никого из педагогов конкретно не играл.
- Ну а аналогии и с вами какие-то можно провести? Скажем, не бегаете по утрам, как ваш герой?
- Каждое утро я, конечно, по Питеру не бегаю, но страсть к футболу и спорту вообще у меня есть. И в этом фильме, кстати, была одна практически каскадерская сцена.
В конце сентября - начале октября у Петропавловской крепости мне пришлось падать в воду. Поскольку падал я не один раз, а раза три, а то и четыре (нужно было сделать несколько дублей), а вода была очень холодная, и не спасал даже гидрокостюм, то испытал не самые приятные ощущения. Однако все это покрывается тем зарядом, импульсом, что ты играешь роль, понимаешь, что тебя увидят зрители и у них обязательно возникнут какие-то эмоции: они будут радоваться, улыбаться, огорчаться...
Помню, что меня даже в какой-то момент поставили перед выбором, сказали: ты можешь лезть в воду, можешь не лезть. Я решил рискнуть и сделал это.
«В МИШЕ БОЛЬШЕ МУЖИКА, ОН СПОСОБЕН НА РЕЗКИЙ ПОСТУПОК»
- В этом фильме снимается много молодых актеров. После общения с ними в вашем лексиконе появились новые слова?
- Вы знаете, я вообще лажу с молодежью. Никогда у меня не было с ней трений. Я никогда не веду себя так, чтобы молодому артисту рядом со мной работать было дискомфортно, гадко, противно.
- Но дружите все же со сверстниками. Скажите, Михаил Боярский оценил уже вашу новую работу? Никак не съязвил в своем стиле?
- Во-первых, у нас открытого просмотра еще не было. И мой друг, Михаил Боярский, картину еще не смотрел. Но должен сказать, что он более глубокий, более обаятельный и более позитивный, добрый человек, чем вы его знаете. Он вообще удивительный парень, и для меня лучше товарища быть не может...
Дружбе научиться нельзя, рядом с дружбой надо родиться. А Миша чудесный друг. Сейчас он на хорошем ходу, востребован, очень продуктивно и здорово работает, окружен любящей семьей. Мы смотрим работы друг друга, очень щепетильно относимся к ним, критикуем, издеваемся. Но все заканчивается миром. Потому что даже сарказм в наших отношениях добрый.
- Скажите, а как вы познакомились?
- О, это было так давно! Служил я на Карельском перешейке. После службы приехал поступать в театральный институт, меня поселили в общаге на первом этаже. Однажды ночью просыпаюсь от стука в окно. И вдруг, елки-палки, вижу: в комнату влезает красивый гордый парень с гитарой и какого-то друга за собой тащит. «Ты кто?» - спрашивает. От неожиданности я начал заикаться: «Аби-би-ту...» «Абитуриент! А мы студенты», - покровительственно сказал парень. И, похлопав меня по плечу, он с однокурсником Кириллом Копеляном вышел в дверь и исчез в общежитии. Вот это и был Миша Боярский.
- Как вы нашли общий язык с ним? Ведь Боярский, особенно по молодости, был человеком ершистым, взрывным, даже несколько надменным.
- Вообще, у Миши вся семья - и папа, и мама, и дядя, и брат - выдающиеся артисты, очень талантливые. Интересные, громкие.
Я воспитывался в похожей обстановке: дома часто собирались шумные компании в духе шестидесятников, взрослые разыгрывали капустники, переодевались, хохмили. В общем, пусть это называется родством душ.
А Миша, он необычный, эксклюзивный! Плюс у него очень сильная энергетика, благодаря чему и выносит сумасшедший ритм своей жизни. Я тоже не могу пожаловаться на недостаток темперамента, но в Мише, если так можно сказать, больше мужика, он способен на очень резкий поступок, безумный такой выпад - заступиться за кого-то, хлестко ответить или быстро разрулить конфликт.
Когда он снимался в «Трех мушкетерах» во Львове и Одессе, наш театр был на гастролях в Новосибирске. Они с Ларисой Луппиан уже были женаты, и Миша прилетал ее навещать. Помню, мы поужинали, и потом Боярский спрашивает: «А река здесь есть?» «Да, - говорю, - Обь». И вот мы спускаемся к реке. Мишка недоумевает: «И чего вы не купаетесь?»
А там даже пляжа не было. Он разделся. Причем ночь была, не видно ни зги. Прыгнул в воду и... исчез. Мы с Ларисой чуть не сорвали голос, бегая по берегу: «Миша! Миша!» Но в ответ раздавалось только эхо. Напугал нас до смерти, мы уже думали, что утонул. А он минут через сорок вернулся и говорит, как ни в чем не бывало: «Эх, хороша река!»
«РЯЗАНОВ МЕНЯ РАЗЫГРАЛ»
- Вы ведь с ним еще и заядлые болельщики. Ни одну игру «Зенита» не пропускаете?
- О, тут вы правы. Где бы мы ни были, матчи любимой команды стараемся не пропускать. В день игры «Зенита» я прошу освобождать меня от спектакля. А если не получается, прихожу хотя бы на один тайм. Это особая атмосфера, бешеная энергетика, экстрим!
- Судя по всему, экстримом можно назвать и съемки у Рязанова. Вы ведь, насколько известно, не должны были играть Андерсена.
- Да, он мне говорил: «Роль Андерсена, к сожалению, предложить вам не могу, поскольку у меня уже есть видение этого образа. Но имеется небольшая, зато яркая роль».
Вскоре мне прислали сценарий. А когда я приехал фотографироваться в гриме моего персонажа Мельхиора - еврея, одного из друзей Андерсена, пострадавшего во время погромов, те, кто был на съемочной площадке, вдруг стали говорить, что я похож на великого сказочника...
Вы знаете, тогда Рязанов меня даже по телефону разыграл, проверяя мои намерения! Когда мы ждали начала съемок, кто-то позвонил мне, явно изменив голос, представился каким-то режиссером и пригласил сняться в какой-то картине на «Мосфильме». Причем сулил неплохой гонорар. «К большому сожалению, не могу, - ответил я, - поскольку дал согласие Эльдару Рязанову».
Очень грамотно меня разыграл. Я был вне себя от злости и восторга, что не узнал его... Вообще, Эльдар Александрович обладал тонким чувством юмора. У него бывали разные точки накала. Он злился, гневался, взрывался, но быстро отходил, становился сентиментальным. Любил, когда артист фантазирует и фонтанирует идеями. Работать с ним было сплошное удовольствие. Теперь об этом можно разве что вспоминать. Но и такие воспоминания греют душу...
Андрей Князев.
PERSONA STARS