25 июля - памятный день для всех, кто любит Высоцкого. 39 лет назад поэта не стало.
Время неумолимо: все меньше остается людей, знавших Владимира Семеновича лично. Но Никита Высоцкий будет помнить отца всегда. До сих пор им живет...
В его памяти отец остался веселым, щедрым и очень занятым человеком. Теперь Никита Владимирович и сам с головой погружен в работу: он занимается музеем Владимира Семеновича, пишет сценарии, преподает режиссуру и актерское мастерство в МГУКИ. Именно Никита - автор сценария фильма «Высоцкий. Спасибо, что живой». Спорной, но единственной пока художественной картины о жизни поэта.
- Никита Владимирович, какие у вас первые воспоминания об отце?
- Мое первое воспоминание: папа перед бритьем намазывает лицо мылом. Тем самым, которого я очень боялся, - оно щипало, попадая в глаза. Я был поражен его смелостью и восторженно смотрел на него, раскрыв рот. Тогда только ходить начал...
Вообще нам с братом он казался очень большим и сильным. В то время папа стал уже человеком крайне востребованным, хотя у него был период в жизни, когда сидел без работы, денег, театра, кино и надежд.
Помню я и 1967 год, когда вышла картина «Вертикаль» и песни папы звучали на всю страну. Но видел я отца редко из-за его постоянной занятости. Потом родители развелись (мне было четыре года), но мы все равно общались...
Увы, традиционная семья со щами, прогулками и совместными отпусками - это то, чего папа был лишен. Ведь он жил в изматывающем ритме. При этом был очень щедрым человеком, часто делал подарки. У меня был отличный велосипед, из-за границы он привозил нам игрушки, одежду. Он умел одаривать, и не только нас. У Валерия Золотухина всю жизнь хранилась куртка, которую привез ему отец. Когда что-то ответственное предстояло, Валерий ее надевал. Папа старался не сувениры привозить и не мелкие знаки внимания делать. Он дарил вещи, которые ему самому нравились, дорогие. Причем огромному количеству людей - близких и не очень.
- Быть сыном Владимира Высоцкого - это непростая миссия?
- Конечно, многие бестактно спрашивали: «Вот у тебя отец такой, а ты что из себя представляешь?» Это было неприятно. Но в чем-то мне фамилия и помогла: когда решил поступать в театральный институт, понимал, что меня не могут не взять. Иногда быть сыном Высоцкого тяжело, но иногда это и здорово.
В школе старшеклассники меня просили взять автограф. Помню, во дворе был парень постарше нас с братом, и с ним складывались тяжелые отношения. Но мы как-то вышли с отцом: у него тогда машина была «Рено», парень стоял и разглядывал диковинку. Мы все сели в автомобиль и с обидчиком поздоровались. «Это ваш товарищ? - спросил папа. - Давайте его прокатим». Но парень отказался, отпрыгнул, у него в голове не укладывалось, что ребята, с которыми он конфликтует во дворе, сидят с его кумиром в одной машине. С тех пор конфликты на корню прекратились.
- «Мужские» разговоры отец с вами вел?
- Их было не так много: ведь мне было 16, когда он умер. Несколько раз мы говорили о моем будущем и о том, как у него складывается карьера. Он очень хотел мне помочь в выборе профессии. Но не успел. Похороны я помню как сквозь пелену. Когда мы находились в квартире и занимались документами, было ощущение, что это наше семейное дело. Потом увидели народ перед театром на Таганке и поняли, что это не только наша потеря.
Тысячи незнакомых людей плакали... И так получилось, что нас с братом оттеснила от автобуса толпа. Я испугался, что сейчас мы не попадем на кладбище, разволновался, и вдруг нам открыл дверцу своей машины Иосиф Кобзон. Оттуда я видел, как люди прорвали оцепление и побежали. Появился страх: а вдруг гроб сомнут? Но они подбегали, бросали цветы и уступали место другим. Колонна ехала потом по этим букетам... Я думаю, даже те, кто всегда говорил, что знал масштаб папы, были шокированы таким количеством народа.
- Чего ваш отец больше всего боялся?
- В 1968-1969 годах он вдруг решил, что исписался. Этот разговор даже на пленку у кого-то записан. Папа говорил, что больше ничего не может. Но после этого были «Кони привередливые», «Купола» и другие великие песни. Он всегда сомневался в своих силах, но не был страдающим резонером. Папа максимально концентрировался, был требовательным к себе. Нагрузки его не опустошали, а толкали вперед. И он не был человеком с комплексами, всегда знал себе цену. В 1971 году в театре он заполнял анкету и на вопрос: «Хочешь ли быть великим?» написал: «Хочу и буду...»
Николай Полянский.
Фото: FOTODOM
