Новости шоу бизнеса. Откровения звезд
7043 | 0

Алексей Нилов: «Наверное, я просто слабый человек»

Алексей Нилов: «Наверное, я просто слабый человек»
Читайте МН в TELEGRAM ДЗЕН

 

О той славе нынешние сериальные и не мечтают. Он был среди первых. Новый герой новой России. Такой простой, свой в доску, родной практически. Парень с нашего двора. Мент!

От капитана Ларина актер Нилов мало чем отличается. Разве что без погон. А так - ничто человеческое не чуждо. Шесть раз женился, пережил две клинические смерти, выпил море. Жил человек на полную катушку. И вот - остепенился. Завязал, обвенчался. Отчего же грусть такая: и в глазах, и в голосе? Почему слова полны пессимизма?

- Алексей, судьба «ментов» предрешена и в другие проекты путь заказан? Или у вас хватает предложений?

- Предложений не хватает. Но не потому, что мы сыграли Лариных или еще кого-то. Просто сериал продолжается, в год снимаем довольно много серий, из-за этого очень плотный график. И если станем играть где-то еще параллельно, нас сложно будет всех собрать. Хотя жалко, конечно. Потому что хотелось бы где-то еще иногда появляться…

- Селин вон в «Выкрутасах» появился.

- Нет, такие появления бывают, я имею в виду главные роли, серьезные работы. Но, к сожалению, последний художественный фильм был у меня уже очень давно - в 2002 году, «Жизнь одна» назывался.

- То есть всему виной график? Не из-за того, что режиссеры считают ваш образ замыленным?

- Да образа никакого и не было, в общем. Ларин и Ларин - какой в жизни, такой, собственно, на экране. Мы там ничего не играли, просто жили в предлагаемых обстоятельствах: хохмили, веселились. Назвать это ролью или образом вряд ли можно. Тем более что было много разных режиссеров: менялись так, что всех не упомнишь, каждый со своим видением материала, и протащить через это какой-то образ было просто невозможно.

- Тем не менее сериал стал безумно популярным.

- Да, стал популярным. И я очень благодарен Ларину за то, что он меня кормит вот уже 15 лет.

- Но, наверное, есть за что его и ненавидеть?

- Абсолютно не за что. Амбиций в плане актерства у меня никогда не было, и нет. Если интересно работать, то мне все равно, в общем-то, выйдет фильм на экран или не выйдет. Мне платят деньги, я неплохо провожу время на съемочной площадке - больше ничего, собственно, и не надо. Да, раньше, еще в советские времена, были хорошие сюжеты, человеческие. Сейчас востребована вся эта стрельба, резня. Ну, значит, в такое время прекрасное мы живем.

«ПЕРЕД «МЕНТАМИ» ПРАКТИЧЕСКИ ЗАВЯЗАЛ С ПРОФЕССИЕЙ»

- Такой вы земной и реальный, о высоких материях не помышляющий?

- А высокие материи никому не нужны. Сейчас. Грезить можно чем угодно - смысла только не имеет. Не видел ни одного фильма с высокими материями за последние время, и вряд ли он появится… Да и потом, я - нормальный ремесленник, который владеет некими навыками актерского мастерства: благодаря постоянной тренировке умею говорить текст по очереди, попадать в свет и не перекрываться от камеры. Никакой режиссерской задачи особенной тут выполнять не надо. Потому что для этого нужен материал драматургический. Раньше, знаете, было такое слово - «драматургия». В театре, может, она еще осталась - я, честно говоря, давно там не был, и не хочу разочароваться. Может, есть хорошие спектакли - не знаю. Наверняка есть и прекрасные актеры, на которых интересно смотреть. На то, как они мучаются, пытаясь сделать действительно что-то стоящее.

- А вы уже не мучаетесь?

- Да, и уже давно. Это бесполезно, во-первых. А во-вторых, у меня давно уже нет каких-то стремлений в этом плане, закончились где-то году в 1987-м. Я работал в «Театре-студии-87», играл Николая Бестужева: там действительно мы говорили о высоких материях, пытались как-то проникнуться той атмосферой, той чистотой декабристской - прикоснуться, так скажем, к порядочности и чести. После этого я работал в Белоруссии - в очень хорошем театре Русской драмы, с прекрасной совершенно труппой. И в 1991 году ушел из театра. Но не потому, что там было что-то плохо. Мне просто стало неинтересно. Я вдруг понял: то, что мы делаем, никому не нужно, кроме нас самих. Зрителям уже в ту пору нужны были голые задницы, и все, что стало вдруг разрешено. Они захотели нажраться вот этой порнухой, вот этой перестройкой, гласностью, демократией. Всем этим бардаком и беспределом, который тогда начался. Было ощущение бесполезности. Ну, зачем тогда? Разыгрывать для себя - по-моему, сродни онанизму. И я оставил театр. С тех пор в него не возвращался, о чем абсолютно не жалею.

- Тогда, в 1991-м, ушли в никуда?

- Абсолютно в никуда, я всегда уходил в никуда. Тогда можно было: еще сохранялись остатки нормальной страны, и найти работу, где-то пристроиться было не проблема.

- Вы тогда не думали завязать с актерской профессией?

- А я завязал с ней. Сначала ничего вообще не делал. Потом мои товарищи открыли газету, я стал набирать туда рекламу - получал проценты от сделок, очень хорошо жил. Не могу сказать, что сильно богато, но хватало - тысячу долларов в месяц я имел. А потом меня позвали в этот сериал - «Улицы разбитых фонарей». И там каким-то образом я договорился, что мне будут платить ту же тысячу в месяц - независимо от того, снимаюсь я или нет. То есть можете снимать 40 дней в месяц по 28 часов в сутки, можете вообще не снимать - но все равно мне тысячу долларов. Продюсер согласился.

- Ваша биография содержит такую строчку: «Работал дворником, приемщиком в булочной, стропальщиком». Когда успели?

- Это на третьем курсе института, 1982-83 годы. Ночью принимал булку, с утра похмелялся и работал дворником на полторы ставки (у меня было два участка), потом шел в институт, где мне платили повышенную стипендию. Всего получалось 330 рублей в месяц, и это была просто запредельная сумма в 1983 году. При этом я пил портвейн, дарил цветы, крутил романы. Жил в дворницкой, отдельно от родителей. Писал стихи, пел песни, гулял по крышам. Тогда было очень хорошо.

- Самое счастливое время?

- Самое счастливое. До 1985 года была нормальная человеческая жизнь. Были профессиональные педагоги, которые нас учили. Были хорошие театры, в которые мы ходили. Была такая бесшабашность и беззаботность. Никто не считал денег, у людей была уверенность в завтрашнем дне. Не было этой чернухи вокруг, нищеты, бездомных и брошенных пенсионеров. Не было обсуждений и пересмотров результатов Великой Отечественной. С началом перестройки, с господином Горбачевым, с развалом великой империи и с тем бардаком, который тогда начался, нормальная человеческая жизнь для меня закончилась.

- С другой стороны, новое время дало вам в этой жизни все: славу, деньги.

- Да нет, во-первых, слава-деньги это не все, а, во-вторых, не новая жизнь их дала. Мы просто вытащили лотерейный билет - оказались в нужное время в нужном месте. Никакой заслуги нашей в этом не было абсолютно. Да, Господь нам даровал пережить все эти кризисы, путчи-шмутчи. Мы постоянно снимались, нам постоянно платили зарплату. Не запредельную, но приличную. Для кого-то 1990-е были тяжелыми, сложными. Для нас - нормальными, скажем так. А то, что случилось после миллениума, уже можно даже не обсуждать. Потому что начался полный совершенно бред…

«ЛЕНА ВЫТАЩИЛА МЕНЯ ИЗ ГЛУБОКОГО КРИЗИСА»

- Уж больно пессимистично вы настроены. Случайно не кризис среднего возраста?

- У меня был кризис в 39 лет. Очень остро его пережил. Но пережил - как всегда нашел, чем утолить жажду.

- Что за точка была в жизни?

- Не знаю. Я никогда не верил в эти даты, в то, что в 40 лет у мужчины что-то такое в голове может происходить. Но что-то такое произошло. Может, личные отношения тому виной - какие-то очередные встречи-расставания, разочарования, пресыщения. А может, просто стало меняться окружение, стали меняться приоритеты в обществе. Даже точно не помню, что именно, потому что тут же ушел во все тяжкие. Года три этот кризис у меня длился: я его проходил, переживал. И тем не менее все время работал, не останавливался, постоянно снимался. А все свое личное время проводил, скажем так, в заглушении этого состояния.

- Произошло некое разочарование в жизни?

- Наверное. Но ничего - пережили как-то, закалились. И живем дальше, не унываем. Пока еще получаем зарплату.

- Близкие в тот момент вас поддерживали?

- Конечно. Единственное, что для меня существует и всегда существовало, - это личная жизнь. Упаси Бог - не работа, не профессия, не кино. Самое главное для меня - это покой и душевное равновесие, близкие и родные. Кто-то говорит: я пожертвовал личной жизнью ради этого фильма… Очень зря. Зря! Не надо. Ну, нет такого фильма, ради которого стоит жертвовать личной жизнью. Сейчас по крайней мере.

- Ваша личная жизнь весьма богатая. Многие уже запутались, какой по счету у вас брак.

- Шестой. И довольно долгий - девять лет уже. Никогда так долго я не существовал с любимым человеком. Но раз это произошло, значит, я перегорел, перегулял, пере… и так далее. И, вероятно, просто повзрослел.

- Получается, свою нынешнюю супругу встретили в разгар личного кризиса?

- Мы познакомились в 2004 году, мне было 40. И Лена - тот человек, который из этого кризиса меня вытащил… Хотя неправильно говорить, что какой-то человек может вытащить другого, если он того не хочет. Наверное, я и сам хотел вытащиться из этого кризиса, и делал все возможное. Лена просто была рядом. Через четыре года после знакомства мы с ней повенчались…

- Это первое ваше венчание за шесть браков?

- Нет, я венчался уже один раз, но мы с бывшей женой подавали прошение на расторжение венчания, и за подписью митрополита церковный брак был расторгнут, я получил благословение на второй брак.

- Как-то вы сказали, что много браков от того, что в быту вы невыносимый. О чем речь?

- Ну, просто-напросто меня не выносили женщины, с которыми я жил. Лена выносит… Вероятно, бывших жен не устраивали какие-то мои жизненные взгляды - я никогда ничего не добиваюсь, никому ничего не доказываю. Может, им хотелось каких-то более активных жизненных действий с моей стороны. А я довольствовался всегда тем, что есть, - мне очень мало, на самом деле надо…

«ВСЕ 15 ЛЕТ МЫ ПИЛИ НА СЪЕМОЧНОЙ ПЛОЩАДКЕ»

- Вы сильно изменились за эти 15 лет?

- Да, очень. Стал нервным, менее жизнерадостным, скажем так. Мы много разговариваем на эту тему с моими близкими друзьями. И сходимся на том, что сейчас нет того куража. Все 15 лет мы пили на площадке, и все было замечательно. И серии выходили, и те люди, которые на этом зарабатывали (не нас имею в виду), продолжали зарабатывать, и никого это не смущало. Сейчас страна изменилась, изменились правила. Появилась какая-то корпоративная этика. Противиться этому - бесполезно.

- Ну да, сейчас не принято устраивать посиделки после съемок, выпивать, разговаривать за жизнь. Все спешат, время - деньги.

- Да, не принято. Я помню, что раньше после каждой серии «Улиц разбитых фонарей» проставлялся режиссер. Подгадывали сцены банкетов на последний съемочный день, выкатывалась «полянка» с бутербродиками, с шашлычками. А то и выезжали на природу, на берег озера, чтобы совместить приятное с полезным. Было уважение друг к другу в группе. В какой-то момент все вдруг поняли, что мы просто семья, мы мафия. То есть люди утром приходили на площадку, говорили: «Здравствуй, семья». Была какая-то круговая порука, ты чувствовал спины профессионалов, которые тебя защитят, если вдруг тяжко. А сейчас человеческих отношений не существует - только производственные… Впрочем, ко всему в принципе можно приспособиться.

- И к душевному дискомфорту?

- Да, мне некомфортно. Во всех смыслах. Но обо мне вообще нечего говорить, потому что по сравнению со многими другими я просто в шоколаде. По сравнению с моими родителями, например, которые получают мизерную пенсию, с людьми, которые вообще живут за гранью нищеты. То, что я себя чувствую дискомфортно, - это моя блажь, если уж начистоту. А я, наверное, просто слабый человек. В том плане, что не могу подстроиться и перестроиться под новое время окончательно и искренне. Но работать надо, надо содержать семью, каким-то образом жить и существовать.

- Значит, на Ларина остается только молиться?

- Нет, молюсь я уж точно не на Ларина. Ларин дает мне возможность до сих пор работать. И я стараюсь делать это так, чтобы не было стыдно. Но все может закончиться. Упаси Бог кого-то осуждать – это данность. То, что мой отец проработал 35 лет на «Ленфильме» и получает пенсию шесть тысяч, - это данность. Что я буду делать, если сериал закроется? Не знаю. Может, пойду в какую-то антрепризу. А может, просто буду сидеть и ждать...

«НЕ ДУМАЮ, ЧТО ПРЕЖНИЕ ЖЕНЫ В МОЕМ ЛИЦЕ ЧТО-ТО ПОТЕРЯЛИ»

- Для вас, как говорите, основной смысл - в семье. Сейчас она состоит из одной только жены?

- Только из жены, да.

- Ваша нынешняя жена не актриса?

- Слава Богу, нет. Лена – прекрасный человек, который меня любит и которого люблю я. Пять моих прежних попыток не удались, вот на шестой раз получилось, слава Богу… Не думаю, что прежние жены в моем лице что-то потеряли. Я не навязывал себя им, и сам никого никогда не добивался. Людям должно быть хорошо вместе. Не нравится - ну, значит, не нравится. Я смотрю на семьи, в которых люди живут, друг друга просто ненавидя. Зачем - не понимаю. Зачем до такой степени испытывать ненависть и отвращение друг к другу и все-таки продолжать жить? Только потому, что печать, потому, что дети?..

- Но почему все-таки «слава Богу, что не актриса»?

- Не знаю. Лена занимается мной, занимается домом. Счетами, платежами, от которых я дурею моментом. Мое дело - ходить, говорить текст по очереди, получать за это зарплату и приносить ее домой, что я собственно и делаю. У нас общие деньги: я не выделяю что-то жене, что-то себе...

- То есть вы теперь такой образцово-показательный супруг?

- Нет, просто это очень напряжно - делить что-то, просчитывать. Во всех смыслах имею в виду: делить, просчитывать, выдумывать, прятаться. Это все очень хлопотно, поэтому я старался никогда этого не делать. Если у меня начинались какие-то параллельные отношения, просто собирал вещи и уходил. Между постоянными отношениями было очень много беспорядочных связей, и это тоже прекрасно, есть что вспомнить. Нет, сожалеть не о чем - все замечательно, на самом деле. Я даю пессимистическую оценку некоторым вещам, чтобы не удивляться тому, что происходит.

«У МЕНЯ НЕТ РОВНЫМ СЧЕТОМ НИЧЕГО»

- Скажите, вы не скучаете по той славе, что была на пике «Ментов»? Что вообще от той популярности испытали?

- Ничего. Я ничего не испытал, потому что к ней никогда не стремился. Иногда это было приятно, - в том плане, что мы за это время получили возможность общаться со многими очень разными и очень интересными людьми.

- А узнаваемость, автографы, фотографии?

- Мне лично все это не очень приятно. Есть люди, которые действительно от себя тащатся, от того, что они такие знаменитые. Я от этого не тащусь. Да, наверное, мог пройти куда-то, у кого-то попросить помощи, и мне бы пошли навстречу. Но я очень редко у кого-то чего-то прошу...

- Поэтому к вам и отношение соответствующее: парень из нашего двора, свой в доску?

- Да, и поэтому у меня ничего нет.

- Но могли же, как народный герой, пойти к мэру, чего-нибудь выбить: квартиру, дачу...

- Нас приглашали к себе мэры других городов, министры. А в родном городе никто и ничего нам никогда не предлагал. То есть «менты» по всей стране и по всему русскоязычному миру прокатились: «Менты» в Кремле», «Менты в «России», в Праге были концерты, в Тель-Авиве, в Нью-Йорке. А в Питере - тишина.

- Что же от сериала получили, в конце концов?

- Про запас ничего не получил. У меня сейчас нет ничего. Дачи у меня нет, земли нет, никакого бизнеса нет. Я получаю зарплату и ее трачу, у меня большая семья. Если что-то остается, путешествую: раз или два раза в год получается.

- Не обидно, что получили меньше, чем заслуживаете?

- Это не ко мне. И потом, тут надо было как-то немножечко выбирать - либо человеческое отношение и уважение сохранять, либо идти по головам и брать все, что возможно. Так поступают сейчас очень многие люди, говорят: а чего, мол, жизнь такая… Я могу абсолютно точно сказать, что у нас было столько самых разных предложений! За столом, когда бухали с людьми. И по земле, и по недвижимости, и по чему угодно. Все это было. И все это мы просто-напросто просрали - «Да ладно, давай наливай - чего будем париться». Теперь, может быть, я понимаю, что был не прав. Просто тогда теплилась какая-то надежда, что все будет нормально, а сейчас… Если что-то будет получаться - слава Богу. Нет - ну, значит, не судьба. Не надо пытаться прыгнуть выше головы... А с другой стороны, сидеть так и топорщиться, что мы нищие, но благородные - тоже смешно. Нищий? Ну, и дурак, многие скажут. Будут правы…  

 

Фото из семейного архива

 

Подпишитесь и следите за новостями удобным для Вас способом.