16 сентября в китайском Харбине состоялся парад Победы.
Один из главных союзников Гитлера – Япония – капитулировал под натиском Красной армии, и во Второй мировой войне наконец можно было поставить точку. Со временем это событие обросло легендами. Например, что белоэмигранты обратились к Сталину с просьбой участвовать в параде и получили разрешение. Так ли это? И действительно ли белые офицеры – при эполетах и орденах – шли в одном строю с красноармейцами?
«Мифам и фактам» удалось найти очевидца тех событий. Николай Мезин – ученый, сейчас живет в Австралии. В сентябре 1945-го ему было восемь лет. Он родился в июле 1937-го в Пекине, куда родители уехали из Харбина в поисках работы. По иронии судьбы, именно в то время Япония напала на Китай, начав наступление с окраин Пекина. Семья перебралась в Тяньцзинь, находившийся под международной администрацией. Однако вскоре Япония объявила и о войне с США. Мезины решили вернуться в Маньчжурию. В июле 1942-го мальчик с матерью прибыл в Харбин к деду, ее отцу.
Мезин (в центре) с друзьями и красноармейцем. Харбин, сентябрь 1945.
– Дед мой, дворянин и юрист, окончивший Московский университет, был послан в Харбин по службе в самом начале ХХ века. Был он присяжным поверенным, судьей («Член Окружнаго Пограничнаго Суда В. Б.
Одним из самых ярких впечатлений того времени, навсегда врезавшихся в память, был Парад Победы частей Красной армии в Харбине 16 сентября 1945-го, – продолжает Мезин, – вернее, как харбинцы встречали маршировавших бойцов. Люди заполнили все тротуары улиц, по которым проходил парад. Казалось, вышло все население города, празднично одетое и очень взволнованное. Так долго мечтали они увидеть русских солдат на улицах города, что теперь, когда это случилось, когда воины проходили так близко, что можно было дотянуться до золотых офицерских погон (эти погоны, как в старой русской армии, более всего произвели впечатление на многих харбинцев), люди в каком-то стихийном порыве, едва сдерживая переполнявшие их эмоции, почти как в трансе, выкрикивали что-то теплое, приветливое, и цветы летели к ногам бойцов. Я, восьмилетний мальчишка, стоял с матерью в самой гуще ликующих людей и из-за своего малого роста больше видел лица стоявших вокруг нас харбинцев, чем проходивших солдат. Для меня стало откровением видеть взрослых людей, плакавших от радости и при этом совсем не стеснявшихся окружающих.
К сожалению, Николай Владимирович не помнит, видел ли он на параде бывших белых офицеров-храбинцев. Однако, как выяснил кандидат исторических наук Дмитрий Кузнецов, они там были. Правда, не совсем на параде… Но все по порядку.
Красноармейцы с трофейными японскими флагами.
– 9 августа 1945-го Советский Союз объявил войну Японии. Это было сделано в соответствии с союзническими обязательствами СССР, принятыми на Ялтинской и Потсдамской конференциях, – говорит Дмитрий КУЗНЕЦОВ. – И в 0 часов 10 минут началась Маньчжурская операция. Советскими войсками командовал маршал Александр Василевский.
Несмотря на то что японские войска к началу августа 1945-го в Северо-Восточном Китае, внутренней Монголии и Корее насчитывали 1 млн человек, 1215 танков, 6640 орудий и минометов, 1907 боевых самолетов и 25 военных кораблей, они были полностью разгромлены уже к началу сентября.
Наиболее сильная группировка – Квантунская армия – находилась в Маньчжурии. Причем японцы были уверены в своей непобедимости. У границ СССР и Монголии они создали 17 укрепленных районов, с более чем 4500 долговременных сооружений в них. Каждый укрепрайон занимал полосу длиной от 50 до 100 км и до 50 км километров в глубину, включал до семи узлов сопротивления. По расчетам Генштаба императорской армии Японии, для захвата Маньчжурии, внутренней Монголии и Кореи Красной армии должно было потребоваться полгода. После этого японские вооруженные силы, проведя необходимые перегруппировки, должны будут перейти в контрнаступление, перенести военные действия на территорию СССР и добиться почетных условий мира, – рассказывает историк.
Однако уже к 17 августа стало понятно: многие годы готовившаяся к этой войне Квантунская армия потерпела полное поражение от советских войск. Красная армия в полной мере показала, сколь грозной силой она стала за четыре года войны с гитлеровской Германией. Особенно четко это было видно на западе Маньчжурии, где японские генералы считали, что провести крупные танковые соединения и тяжелую артиллерию через горы Хингана невозможно. Однако войска Забайкальского фронта под командованием маршала Родиона Малиновского смогли. Неожиданно для противника с Хинганских гор на маньчжурскую равнину спустились красноармейцы, причем с тяжелым вооружением. Японцы побежали.
Впрочем, в центре Маньчжурии против 2-го Дальневосточного фронта (командующий генерал Максим Пуркаев) и особенно на востоке, в районе города Муданьцзяна, против 1-го Дальневосточного фронта под командованием маршала Кирилла Мерецкова, сопротивление японцев было гораздо серьезнее. Именно там находились описанные укрепрайоны. Большей частью подземные.
– Ходили слухи, что японцы привозили китайских рабочих рыть сеть подземных укреплений, складов, ходов сообщения, а по окончании работ этих рабочих расстреливали, – рассказывает Николай Мезин.
Однако красноармейцы с честью преодолели и это препятствие и уже 3 сентября маршал Василевский доложил Сталину о завершении кампании.
– Японцы потеряли свыше 700 тыс. человек (около 84 тыс. убитых и 640 тысяч пленных). Потери советских войск были на порядок ниже: убит 12 031 человек, ранены – 24 425 военнослужащих, – уточняет Кузнецов.
– По малости лет я не мог видеть и знать многое, но мне всегда было интересно слушать, что взрослые говорили о ситуации в городе, да и мое личное детское впечатление было, что становилось все хуже и хуже, – вспоминает жизнь при японцах в Харбине Мезин. – Японцы стали воистину вездесущими. Помню, как японки в своих цветастых кимоно постоянно проходили по нашей Татьянинской улице из своего поселка в кооператив «только для японцев» запастись продуктами. По улице постоянно маршировали японские военные отряды. Русские и китайские харбинцы с каждым днем все больше ощущали давление со стороны японских властей.
Вот лишь несколько правил поведения для жителей города. Русские эмигранты были обязаны всегда и везде носить на груди специальный значок. Русским школьникам в государственных школах надо было начинать уроки с поклонов в сторону японского микадо. Все больше русских юношей заставляли вступать в военизированные отряды под командованием японских офицеров. Все частные дома должны были иметь домовые книги, куда требовалось не только регистрировать всех, кто останавливался там даже на короткое время, но и записывать все значимые события, случавшиеся в доме. Пропагандировали переселение русских из Харбина в отдаленный район Тооген. Рис могли есть только японцы… И другие аналогичные правила.
Отношение японцев к русским прекрасно иллюстрируют слова главы японской жандармерии в Харбине полковника Асаоки, – продолжает Николай Владимирович. – «Харбин – город многонациональный, и в нем живет много десятков тысяч русских белоэмигрантов, они укрывают советских шпионов, и выявить их не так-то просто. Поэтому жандармерия учредила особый орган – Бюро по делам русских эмигрантов, – чтобы зарегистрировать всех до одного русских, живущих в Маньчжурии, и строго следить за ними. Но их так много, что просто мученье». Неудивительно, что большинство русских харбинцев относились к японским властям резко отрицательно.
Парад в Харбине, 16 сентября 1945.
Советские войска вошли в Харбин в конце лета – 18 августа на местный аэродром высадились 120 десантников, а уже 20-го в город стали входить основные силы Красной армии.
– По воспоминаниям советских военачальников, жители Харбина, в том числе представители русской диаспоры, встречали части Красной армии с восторгом, как освободителей от длительной оккупации Маньчжурии, начавшейся еще в 1931-м, – рассказывает Дмитрий Кузнецов. – В частности, дважды Герой Советского Союза генерал-полковник Афанасий Белобородов пишет в мемуарах («Прорыв на Харбин»): «Наша небольшая автоколонна довольно долго кружила по глухим, темным проулкам и наконец попала в центр. Здесь было много электрического света, улицы заполнены людьми, повсюду красные флаги, с тротуаров вслед нам неслось дружное русское «ура», китайское «шанго» и еще какие-то приветственные возгласы разноликой и многоязычной толпы. Нет, нас никто специально не ждал. Так в те дни в Харбине встречали каждую машину с советскими военнослужащими, каждого солдата с красной звездой на пилотке».
– Когда в Харбин вошли советские регулярные войска, в этом русском, но совсем не советском городе, где жизнь и быт были устроены как в дореволюционной России, встретились две большие группы русских людей. С одной стороны – русские харбинцы-эмигранты, с другой – советские воины. В чем-то похожие и в то же время совсем разные. Встретились и с острым любопытством старались узнать и понять друг друга, – подтверждает Николай Мезин. – Советских солдат встречали как освободителей от японцев, как родных: приглашали в дома, старались сделать для них что-нибудь приятное… Да и армейцы отвечали тем же.
Эмигранты из России и их потомки к тому времени давно уже выбрали, на чьей они стороне в той Мировой войне. Так, молодые русские харбинцы в августе 1945-го создали штаб обороны города, организовали охрану важных объектов: железнодорожного моста через Сунгари, телеграфа, почты и т. д., и тем самым очень помогли подходившей к городу Красной армии.
«На перекрестках мы видели группы вооруженных молодых людей – тоже с красными повязками на рукавах. Офицер, меня сопровождавший, объяснил, что это группы местной самообороны из китайцев, корейцев и русских эмигрантов», – вспоминал генерал-полковник Белобородов, 21 августа ставший первым советским военным комендантом и начальником гарнизона Харбина.
«Встречавшиеся на улицах патрули вооруженных гимназистов-старшеклассников отдавали нам честь. Такой же патруль стоял и возле гостиницы. Я стал расспрашивать их о том, как они вооружилась. Оказалось, что русская молодежь разоружила воинские части Маньчжоу-Го и поставила перед собой задачу сохранить в неприкосновенности все городские жизненные коммуникации и сооружения, пока их не займет наша армия. Благодарность они восприняли с энтузиазмом и пообещали и впредь помогать всем, чем только сумеют», – писал в мемуарах маршал Советского Союза командующий 1-м Дальневосточным фронтом Кирилл Мерецков.
2 сентября в Харбин прибыл главнокомандующий советскими войсками на Дальнем Востоке маршал Василевский. По вспоминаниям Белобородова, маршал сообщил ему, что Сталин решил проводить Парад Победы над Японией только в Харбине, и поинтересовался, успеют ли подготовиться к воскресенью, 16-го сентября. Генерал взял под козырек.
«С этого дня мы начали усиленно готовиться к параду, – вспоминал Белобородов. – Решили вывести на него почти весь харбинский гарнизон, тяжелую и противотанковую артиллерию, гвардейские минометы. Хлопот было много. Предшествующие бои в горах и болотах, тяжелый маршрут наложили отпечаток на внешний вид воинов, на боевую технику. Обмундирование пришло в негодность, а времени для пошивки нового парадного было в обрез. Помогли нам китайские портные. Они разобрали заказы по множеству маленьких мастерских, и буквально в считаные дни весь гарнизон был переодет в новое, парадное, прямо скажем, щегольское обмундирование. Боевую технику отремонтировали, покрыли свежей краской. Все бойцы и командиры готовились не покладая рук.
Весть о параде быстро распространилась по Харбину. Готовились к этому дню все горожане и жители окрестных китайских деревень. Нам сказали, что все предприятия и общественные организации города выразили желание участвовать в праздничной демонстрации, что, по самым скромным подсчетам, на нее выйдут вместе с детьми тысяч триста харбинцев, то есть около половины всего населения Харбина. Красная материя исчезла с прилавков магазинов. Харбинские улицы украсились флагами, транспарантами и электрической иллюминацией еще в четверг».
– И вот наконец 16 сентября… В параде приняли участие представители Советского правительства, офицеры и солдаты Красной армии, военные чиновники из Китайской Республики и Северо-Восточной антияпонской объединенной армии. Среди гостей на главной трибуне также представители духовенства и общественности города. Принимал парад генерал-полковник Белобородов – маршала Василевского срочно вызвали в Москву, – рассказывает Кузнецов.
Полное описание действа есть у многих свидетелей и участников того парада, который длился больше двух часов. Но нигде нет упоминания, что в нем участвовали бывшие белые офицеры в дореволюционной форме, с орденами…
И все-таки они там были.
Дело в том, что после парада, как и просили местные жители, состоялась демонстрация. Она, как парад, длилась больше двух часов. Впрочем, и тут многие мемуары обходятся без упоминания белого отряда.
«Харбин – город многонациональный. Помимо китайцев и русских, в нем жили своими общинами корейцы, поляки, татары, немцы и другие народности. Все они вышли на демонстрацию в национальных одеждах, с детьми, у каждого в руках – красный флажок или алая гвоздика, так что зрелище было очень красочное. Людской поток тек мимо трибуны до самых сумерек,
Единственный, кто осветил этот момент, – член Военного совета 1-го дальневосточного фронта и Тихоокеанского флота Николай Пегов. В своей книге воспоминаний «Далекое – близкое» он пишет: «Утром в назначенный день парада и демонстрации к нашему командованию явилась делегация белоэмигрантского офицерства и попросила разрешения выйти на демонстрацию в русской военной офицерской форме, при всех имеющихся регалиях, на что им было дано согласие. Мимо трибун, где мы находились, шли дряхлые старики, многие из которых, опираясь на костыли, сгорбившись под тяжестью лет, прожитых в изгнании, были увешаны Георгиевскими крестами и медалями… Вслед за ними шли русские гражданские люди, в свое время покинувшие родину».
Как видите, никакого обращения к Сталину не было. По крайней мере, историки таких документов пока не нашли, уверяет Кузнецов. Да и времени на согласование с Кремлем тоже явно не было – ведь, по словам Пегова, эмигранты обратились к военным в день парада.
Так некогда разведенные по разные стороны баррикад русские оказались в едином строю.
Елена Скворцова.
Фото предоставлены Н. Мезиным, Д. Кузнецовым.
Материал опубликован в журнале «Мифы и факты», №9, 2025 г.