Ирина Линдт: «Если сейчас издать его дневники - будет скандал»

Пережив смерть любимого, гражданская жена актера Ирина Линдт не впала в депрессию - спасла работа. Она много играет в театре, снимается в кино. А главное - занимается воспитанием сына Вани.

«ОН МЕНЯ ПОЛНОСТЬЮ ПЕРЕДЕЛАЛ»

- Ирина, Золотухин вам снится?

- Да. И Ваньке снится.

- У него уже проявились отцовские гены?

- Вообще-то он с детства любил песни петь. А начал с нами выходить на сцену с трех лет. Я вела детскую студию в театре Луны, и он там играл, пел в спектакле-сказке Кати Матюшкиной «Веники еловые, или Приключения Вани в сарафане». В четыре года впервые сыграл главную роль. Но в музыкальную школу мы его не отдали, и так слишком велика нагрузка, времени ни на что не остается. Мы предпочли спорт. Ваня очень подвижный, играет в футбол и хоккей.

- В школе как у него дела? Что больше всего нравится?

 - У Вани неплохая память, английский у него идет, по математике хорошо соображает. На конкурсе чтецов первые места занимает.

- Значит, природа на нем не отдохнула?

- Вроде нет, но там видно будет. Есть у него темперамент. Проблем ощутимых пока нет...

 - А Золотухин занимался воспитанием Вани?

- Знаете, он его не воспитывал. Он с ним играл,  а это лучше любого воспитания. Он приходил - они читали, играли в шахматы...

- Вообще, каким вы запомнили Валерия Серге­евича?

- Знаете, это был уникальный человек. У меня всегда был характер пробивной, настойчивый, амбициозный. А когда его встретила, все это как-то затихло.  Все мои не самые лучшие черты характера настолько сглаживались его мудростью, его бесконечной добротой, его умением выходить деликатно из любой ситуации, что я просто училась уникальным качествам, которые свойственны сейчас далеко не всем людям.

- А сыграло роль то, что вы были дебютанткой, а он уже народным артистом, кумиром поколений?

- Для меня он был прежде всего человеком и уже потом - артистом. Меня не интересовали его профессиональные актерские качества, ведь когда работаешь рядом каждый день, их просто перестаешь замечать. Поэтому тогда я как бы притормозила. У меня внутри как будто все остановилось. Ведь когда наступает любовь, человек обо всем забывает...

«МЫ ВСЕ ОТГОВАРИВАЛИ ЕГО ОТ ЭТОЙ РОЛИ»

- Вы вместе играли на сцене?

- Да, конечно. Начиная с самого первого спектакля на Таганке «Борис Годунов». Потом был «Марат и маркиз де Сад» - он играл де Сада. В «Медее» играли вместе. Вместе сделали спектакль в Музее Высоцкого - «Моцарт и Сальери»: я играла Моцарта, он - Сальери. Ну и последняя его работа - «Король умирает». Я там играла его вторую жену...

- Эта роль умирающего короля оказалась для Золотухина роковой...

- Мне ужасно не хотелось играть этот спектакль. И коллегам не хотелось, меня просили его отговорить. Но ему безумно нравилась эта роль, эта пьеса Ионеско. Он не был суеверным. Но ситуация была тяжелая, мы понимали, что он мог накликать на себя беду...

- Действительно ли в последние годы Валерий Сергеевич жил в бешеном ритме?

- Сейчас я это понимаю. Он практически жил в самолетах, поездах. Приходил уставший, утомленный, хотелось его сразу помыть, накормить и спать уложить... А отговорить от этого ритма было невозможно. Я предлагала: давай на неделю все отменим, поедем вместе на море, пройдешь курс массажа, полежишь на солнышке... Но для него это все было невероятно...

- Неужели он не отдыхал?

- Никогда! У него паника начиналась, если просто сидел и ничего вокруг не происходило. Ему надо было или книжку схватить, или тетрадь, чтобы начать писать. Просто отдыхать он не умел. Не ездил никогда ни на какие курорты. Только на концерты. Приехали, поработали, день отдохнули - и все. А чтобы взять тур на море или в горы - такого не было никогда. Золотухин считал, что раз он отец, то добытчик.

«С ТАКИМ ОРГАНИЗМОМ ДО СТА ЛЕТ ЖИТЬ!»

- Вы будете печатать его дневники?

- Я ведь одна ничего не решаю. Мы, трое его наследников - Ваня (я пока за него), Денис (сын Золотухина. - Ред.), Тамара (официальная вдова. - Ред.), - решили пока их не печатать.

- А почему?

- Дело в том, что Валерий Сергеевич был человеком очень откровенным. Он писал про все, что с ним происходит, для себя, не желая никого обидеть и причинить зло. Кто-то ему делал нехорошее - он и это записывал. И если сейчас это все вылить наружу - будет невероятный скандал... Что он считал нужным - уже сам напечатал. А про эти записи так  говорил: «Не хочу». Но если это действительно ценно, то и через 50 лет будет интересно, когда из жизни уйдут все указанные персонажи. Мне кажется, так правильно.

- Кстати, как он писал? На компьютере?

- Нет. Всегда рукой. Каждое утро. Молитва, зарядка, холодная вода с лимоном... Затем он стоял на голове по системе йогов и садился за свои тетрадки.

- Для своего возраста Валерий Сергеевич выглядел достаточно крепким...

 - И когда врачи его обследовали, то чуть не заплакали - все в норме: давление, сердце, анализы... С таким организмом до ста лет жить да жить! У него было удивительно сильное сердце - последний месяц, когда был в коме, он жил за счет сердца: оно все билось и билось.

Валерий Сергеевич ведь почти никогда не болел, жил по режиму, лечился народными средствами: травами, настоями... Считал, если артист болен, то он профнепригоден.

- Может, ему не надо было брать на себя руководство театром?

- Кто-то так считает. Кто-то говорит, что он зря все время мобильный телефон у уха держал. Кто-то - что зря на голове стоял в его-то годы... Но теперь никто не узнает точно, почему это случилось...

Наталья Боброва

Фото PERSONASTARS, Коммерсантъ/FOTODOM, FOTODOM.RU

КАК ЭТО БЫЛО

...15 апреля 1998 года, гастроли в Донецке. Сегодня Ире исполняется 24 года, завтра - день рождения Ивана Бортника. В номере люкс Золотухина гуляет вся труппа. В разгар веселья Ира взяла в руки гитару, спела посвящение Бортнику. Когда голос ее стих, разгоряченный именинник вдруг подскочил, взмахнул руками, разбил люстру и, не обращая внимания на осколки, бросился целовать Ире колени.

- У тебя гитара-то есть? - спросил Золотухин, когда страсти немного улеглись.

- Нет, - ответила она.

- Ну так надо купить.

Прошло время, тот разговор стерся из памяти. Перед очередной репетицией Ира зашла в свою гримерку - на столе лежит письмо. «Ангелу моему, Ирочке», - она прочитала и улыбнулась: вот шутники. Как раз тогда они репетировали сцену из «Братьев Карамазовых», где Федор Павлович конвертик с тремя тысячами рублей перевязывает ленточкой и подписывает: «Ангелу моему, Грушеньке». Когда Ира вскрыла конверт, на стол высыпались три сторублевые купюры (по тем временам весьма приличные деньги) и сложенная вчетверо записка. «Ирина Викторовна, - тон изложенного был нарочито официальным, - я оставляю вам триста рублей. Вы пойдете с Шуляковским (артист Театра на Таганке. - Ред.) в магазин и купите себе гитару. Долг вернете с первого гонорара, заработанного с помощью купленного инструмента». Догадаться, кто был автором послания, не составляло труда...

БОЛЬ, СТРАХ, ГРЕХ...

...У них была такая игра. В общей тетради поочередно оставляли записи. В стихах... Когда-то у Золотухина спросили: есть ли в театре молодые актеры, которые пишут стихи? Нужно было для составления какого-то сборника. Он обратился к Ире: «А вы не пишете?» «Пишу», - ответила она. - «Ну приносите посмотреть».

Ира принесла несколько листиков, Золотухину понравилось. С тех пор и пошла эта традиция: он писал первую строчку, она продолжала.

Вот одна из записей в той тетради:

Боль... какая странная боль...
Жизнь... иль всего только роль...
Ложь... в оправе слов золотых...
Страсть... сильней, чем совесть и стыд...
Страх... сводящий чувства на нет...
Бог... сулящий правду и свет...
Грех... такой... как будто чужой...
Власть... над чьей-то слабой душой...
Зло... что так безжалостно бьет...
Смех... лишенный радостных нот...
Миг... разнесший все в пух и прах...
Бред... тонувший в пьяных слезах...
Сон... мне предсказавший беду...
Он... меня водивший в аду...
Да... в котором правды на грош...
Нет... что не произнесешь...