С ним не соскучишься. Во всех смыслах. Своей игрой вызывает улыбку, а своими рассказами - интерес и уважение.
Сколько человек пережил, сколько трудностей испытал, а не сломался, не раскис. Стал только сильнее...
- Владимир Абрамович, вы сейчас востребованы в театре и кино, да еще на телевидении постоянно появляетесь. Как на все хватает времени и сил?
- Наверное, мои родители, Абрам Юрьевич и Зинаида Ивановна, наделили меня такими выносливыми генами. А иначе как бы я выжил - ведь жизнь не только баловала, но и такие «сюрпризы» преподносила! (Достаточно сказать, что в советское время актер отсидел четыре года за валютные операции. - Ред.).
Папа был сильный, надежный, очень мудрый. Мощный внутренне: спуску не давал, если его обижали. Я никогда не видел, чтобы папа дрался, но понимал, что мы с мамой за ним как за каменной стеной. Это ведь папины слова были: «Учти, ты сероглазый, длинные ресницы, толстая попка, отчество у тебя Абрамович - над тобой будут смеяться, подтрунивать. Могут и жидом обозвать. Поэтому бей первым. Бей в глаз, как в бубен, ввяжись с драку, а там как пойдет».
- Когда не стало папы, сколько вам было лет?
- 21. Это сейчас в 21 год уже зрелые люди, сформировавшиеся, которые с 13 лет начинают с бабами жить, а в 21 уже вторую жену в гроб вгоняют. (Смеется.) А в наши годы (это середина 1960-х) мы еще мальчишками были. В поле ветер, в попе дым! Свеженькие, молоденькие, ничего не нюхавшие, недавно окончившие школу, институт... Все было по-другому.
«НЕ ХОТЕЛ БЫ СЕЙЧАС СТАТЬ ОТЦОМ»
- Вы один ребенок в семье?
- Нет, у меня есть брат Игорь, это мамин сын от первого брака, он на 13 лет меня старше, с 14 лет - в армии: окончил военное училище. Он и сейчас жив-здоров, мы с ним поддерживаем связь. Это мой самый близкий родственник - он и его жена Лиза. Все праздники встречаем вместе, да и не праздники тоже.
- А у вас всего лишь одна дочь, несмотря на пять браков. Никогда не хотели подарить Полине сестренку или брата?
- Ну вот вчера думали ночью, но как-то сил не было. (Смеется.)
- Сейчас же это модное поветрие: Виторган в 78 стал отцом, Стеклов - в 70. К такому «великовозрастному» отцовству как относитесь?
- Это выбор каждого, но я бы не хотел, чтобы у меня сейчас появился ребенок. И не потому, что не люблю детей, а потому, что считаю: родить - это только родить. Я когда Польку родил, мне было 44, и то я думал: «Боже мой, папа мой умер в 56 лет. Успеть бы Польку вырастить, чтобы она школу окончила, потом - институт, потом выдать бы замуж...» И так все успеть, успеть...
И я представляю, как сейчас Володя Стеклов себя чувствует, какая для него это радость и боль в то же время... Ведь не мальчик далеко, понимаете? А как захочется это маленькое существо увидеть в школе 1 сентября с букетом цветов. Как захочется потом на выпускном увидеть... Но наш век ограничен, к сожалению...
Нет, я очень рад и за Виторгана, и за Стеклова, но я говорю про себя, что хочу увидеть взрослым человеком того, кого рожу.
- А внуков ждете?
- У меня нет такого дедовского: ой, хочу внуков, умираю. Наверное, когда Полька родит и покажет мне это существо, все будет иначе. Я вообще очень люблю маленьких детей, но предпочитаю поиграть с ними, повозиться. А внуки - это серьезно. Ими надо заниматься. Их надо не просто любить, а вкладывать в них то, что считаешь нужным.
Способен ли я сейчас на это? Думаю, да. Но это такая серьезная тема. Надо все испытать, увидеть, что называется, понюхать, почувствовать, тогда уже и говорить об этом.
- Когда дочка родилась, долго выбирали ей имя?
- Нет. Я безумно любил мамину подругу, тетю Полю Золотовицкую, и она меня любила. Плюс к этому я обожал фильм «Звезда пленительного счастья», где Костолевский бежит за Эвой Шикульской: «Полин, я люблю вас, Полин...» У меня перехватывало горло от этой фразы, это было так красиво. И я тогда подумал: «Если у меня будет дочка, обязательно назову ее Полин». И Наташа была не против. Красиво звучит - Полина Владимировна Долинская. Эта буква «л» словно переливается.
«НА СВОЙ ВОЗРАСТ СЕБЯ НЕ ЧУВСТВУЮ»
- Владимир Абрамович, вам в апреле стукнет 75. Чувствуете свой возраст?
- Чувствую. Раньше с утра репетиция, днем съемка, вечером спектакль. Приходишь домой - еще пойти куда-то хочется. А сейчас что - с утра съездил к глазному врачу, потом - на репетицию, дальше - к зубному. И вечером, часиков в шесть, приехал домой уже какой-то дохловатый. (Смеется.)
В общем, не то, что было раньше. Утомляемость появляется. Но все-таки для меня эта цифра - 75, - она какая-то страшная, нереальная. На этот возраст я себя не чувствую... Вот папа мой умер в 56.
Когда говорили: так рано ушел, я думал: зачем же они врут? Он прожил огромную жизнь, он старый человек. Конечно, хорошо, если бы еще пожил, но что же делать... А сейчас я понимаю, что он-то - мальчишка. 56 лет - что это такое?
- Но вам в вашем возрасте не тяжело дается эта антрепризная бытовуха - гостиницы, переезды?
- Абсолютно нет. Как в лагере говорили: сапоги под голову, бушлатом укрылся, и все. Пайку съел - и хорошо.
- Вы давно курить бросили?
- Бросил, потом начал, еще лет пять курил, лет 10 назад совсем закончил.
- А как насчет выпить?
- С удовольствием! Могу принять пару-тройку рюмочек в хорошей компании. Могу и без компании, у меня компания - жена. Она с удовольствием выпьет бокал вина. В Испании, где мы по нескольку раз в год отдыхаем, отличное вино. Каждый день выпиваем бутылочку этого божественного напитка. Живем в радость, в удовольствие. Но мы заслужили это своим трудом. Работой, иногда тяжелой, но всегда радостной.
* Он ни о чем не жалеет. Только о том, что курил
«ДОЛЖЕН БЫЛ СНИМАТЬСЯ В «ВОЙНЕ И МИРЕ»
- Владимир Абрамович, есть такие моменты в жизни, которые хотелось бы изменить?
- Да. Не надо было начинать курить в 16 лет. Вот это бы я изменил. А все остальное так бы и оставил.
- И то, что вас выгнали с первого курса института за драку?
- Так ведь «бей в глаз, как в бубен», вот и бил, защищая девушку. Я, кстати, в этот момент должен был сниматься у Сергея Федоровича Бондарчука в «Войне и мире». У меня там была небольшая роль - граф Кутайсов, меня даже уже утвердили.
Роль по фильму была разбросана - в военных сценах, в батальных, в сценах, где гуляла золотая молодежь... А так как меня выгнали на год, я думал: как раз поснимаюсь, поезжу на лошадях - это же так интересно.
В результате папа позвонил своему другу Льву Романовичу Шейнину, главному редактору «Мосфильма», и попросил: «Лева, сделай так, чтобы ноги моего засранца на съемках не было». Так и сделали.
Я ужасно любил папу, и он меня очень любил. И если папа сказал: «Нет, сынок, ты не будешь сниматься, ты поедешь в экспедицию и своим потом, своей кровью добьешься того, чтобы тебя вернули в институт» - значит, так и будет. И я поехал в геологическую экспедицию буровым рабочим шестого разряда: копал шурфы, доставал монолиты с двухметровой глубины.
Да, тяжелая мужская работа. Но на этой буровой у меня была первая женщина, деревенская здоровая девка, разве можно это из жизни выкинуть? Или когда ты один в степи, а вокруг палящее солнце. У тебя кирка, лопата, бутылка воды, хлеб черный. И ты плачешь, но копаешь эту самую двухметровую могилу, чтобы со дна достать монолит, вот такой кусочек, который отправляют в Москву для анализа: можно здесь строить дорогу Балашов - Саратов или нет?
На руках были кровавые мозоли, но я понимал, что все это я делаю для того, чтобы вернуться. Мне нужна хорошая характеристика, иначе меня не возьмет Захава (Борис Евгеньевич Захава, ректор Щукинского училища. - Ред.), не вернет обратно в институт. А я очень хотел этого и плакал, оттого что мои сокурсники сейчас делают этюды, а я здесь, как червь, в этой земле... Но это все мое. И я пришел уже другим в институт - закаленным мужиком. С сильными руками, обгоревший на солнце, возмужавший.
- Потом в вашей жизни была еще и тюрьма. Она тоже вас закалила?
- Ну конечно! Та школа жизни, которую я прошел, а это и потеря отца, и тюрьма, и вынужденные переходы из театра в театр, и расставания с женами - все дало о себе знать. Если человек не ломается - он становится сильнее, закаляется. Я не сломался - значит, стал сильнее. И сейчас в себе чувствую силу. Скажем, если кто обидит мою жену или дочку, в глаз дам обязательно!
Ирина Тульчинская.
Фото из архива В. Долинского
