25 января Высоцкому исполнилось бы 75. Всего лишь. Его жизнь давно уже обросла легендами. Фильмами «Спасибо, что живой», рассказами «очевидцев» и многочисленных «друзей». Сам поэт называл пятерых: Абдулов, Шемякин, Туманов, Володарский и Бортник. Иных уж нет, а Шемякин далече. Знаменитый актер Таганки — один из немногих, кто имеет право говорить о Высоцком. Правду. Пусть даже горькую...
– Иван Сергеевич, как думаете, будь Высоцкий жив, сейчас играл бы на Таганке?
– Нет. Он же ушел еще тогда, и это была целая история. Как он готовился к разговору с шефом! (Старые таганковцы так называли Юрия Любимова — Ред.) Не чтобы уйти, а именно – объявить ему об этом. Даже текст постоянно проговаривал: свой, его вопросы. И ответы на эти вопросы, и ответы на эти ответы. И вот договорился с шефом, что приедет к нему для разговора. Сказал: «Юрий Петрович, я хочу заняться творчеством, поэзией…» Володя предполагал, что разговор растянется часа на три, что будет очень непростой и долгий, что шеф начнет его уламывать, уговаривать… Потом приезжает ко мне. Совершенно подавленный, не в себе. «Я сказал ему, – говорит. – Знаешь, что ответил? «Хорошо, только я прошу вас играть Гамлета». Все…» Все! А Володя же ночь не спал, все выстраивал диалог с ним. Но все – точка. Вот какой шеф…
– Так чем бы жил сейчас? Что говорил бы, о чем пел? Или не пел вовсе?
– То, что он писал бы – безусловно. И издавались бы сборники, в этом я абсолютно убежден. Если бы он только остался жив. Если бы не это горе...
– А как бы он воспринял это время?
– Не знаю. Я думаю, при Ельцине ему было бы очень плохо. Не его время было, я просто знаю Вовку... А сейчас он бы писал стихи, он же поэт.
– А, может, затаился бы, выпивал бы где-то тихо?
– Нет, затворником он никогда не был. Все равно бы писал. Ну да, и выпивал бы, конечно...
– Вы с ним не по этому делу сошлись? Познакомились традиционным русским способом?
– Нет, мы не пили с ним тогда. Даже когда уже дружили, я по пальцам одной руки могу перечислить эпизоды, когда мы с Володей выпивали вместе. За много лет. А виделись и общались каждодневно... До прихода в Театр на Таганке я вообще не знал, кто такой Высоцкий. Песен его не слушал – у меня тогда и магнитофона-то не было. Так, в каких-то компаниях звучало что-то блатное, хриплое. Подумал тогда: черт, какой-то талантливый, сидевший человек. И все вокруг: «Высоцкий, Высоцкий». Да кто такой, думаю? А в 67-м пришел в театр, ну и познакомились. На чем сошлись? Не знаю, наверное, детство одно – послевоенное, любовь к поэзии. А потом, видимо, характер у нас схожий.
– Любимов говорил, у вас и актерский темперамент одинаковый.
– Да, он же мне предлагал вместо Высоцкого «Гамлета» играть. Володиного Гамлета! Ведь это же бред собачий! Вовка играл на гитаре, пока зритель рассаживался: «Гул затих, я вышел на подмостки…» Все знают: Высоцкий, гитара. А я что, сяду у стены, буду на гуслях играть? Или на баяне?.. Но шеф говорил: «Я не хочу от него зависеть! Он ведет себя по-хамски. Может уехать, наплевать абсолютно на театр». А потом уже мне: «Зачем вы сказали своему другу о том, что я предложил вам Гамлета?» Как будто думал, что промолчу. Володя, когда я рассказал ему о предложении Любимова, лишь отмахнулся: «А хрен ли, играй». Но это же обида! И у меня даже мысли на этот счет не было. А у Валерки (Золотухина — Ред.) вот – пожалуйста. И все – сразу приказ на стенку.
– Высоцкий часто срывал спектакли?
– Случалось. И тогда директор выходил к публике и объявлял: «В связи с тем, что у артиста пропал голос, спектакль отменяется». Зритель не дурак, все, конечно, понимали. Но что делать: болезнь. Володю же в последний год отпускало буквально минут на десять, не больше. Вот сядет, выдохнет резко: «А-а, хорошо!» Разговор ведем, курим. Через десять минут: «М-м-м... А-а-а... Вань, принеси». Болезнь...
– Иван Сергеевич, а вы «Спасибо, что живой» смотрели?
– Нет, и не собирался. Видел какие-то кадры – впечатление чудовищное. Не хочу на эту тему говорить даже...
– Многие увидели Высоцкого лишь безвольным пьяницей и наркоманом. Как к этому относитесь?
– Это отсталая публика, как говорил тот же Любимов. Хотя... Это ведь его и сгубило. Полинаркомания. И ничего нельзя было сделать.
– Вы знали тогда про наркотики?
– Знал. Да об этом знали многие. Но все было бессмысленно: и кровь переливали, и чего только не делали... Я ведь не знал очень долго об этом. Мы сидели у него на Грузинской. Курим, разговариваем: тары-бары, тары-бары. Тогда только вышла пластинка его «Алиса в стране чудес», он счастлив был безумно. Вдруг говорит: «Ванька, давай я тебя уколю». – «Ты что, обалдел, что ли!» – «Да ты попробуй, какая там водка – во! Давай хоть почувствуешь». – «Перестань, ну тебя в баню». Ну, трусоват я был: одно дело водка, а это… Нет, он меня все-таки уколол! Что вы – с ним спорить!.. А сам-то уже кололся много лет. И даже Марина (Влади — Ред.) узнала потом уже, когда тайное стало явным. Когда вопрос встал: где? Нужно же где-то было доставать эти наркотики. А в последний год он мог себе вколоть 50 кубов. Ну, это черт знает что, это смерть! Даже если не пить водку. А он ведь совмещал...
– Не понимал, что себя убивает?
– Все он прекрасно понимал. Ничего сделать не мог… Если почитать последние стихи его, все же предельно ясно.
«Меня опять ударило в озноб,
Грохочет сердце, словно в бочке камень:
Во мне живет мохнатый злобный жлоб
С мозолистыми цепкими руками…
…Но я собрал еще остаток сил,
Теперь его не вывезет кривая:
Я в глотку, в вены яд себе вгоняю —
Пусть жрет, пусть сдохнет — я перехитрил».
…Ничего он не перехитрил. Его перехитрило и то, и другое. И наркотик, и водка.
– Как вас сия чаша миновала? Могли ведь тоже…
– Да запросто! Он же всем предлагал, чтобы все попробовали. И мне ведь действительно хорошо стало. Потом, откровенно говоря, у меня был и второй, и третий раз. То есть туда – в никуда – мог шагнуть запросто. Я испугался просто – это меня и спасло. А после смерти Володи, когда для меня вообще все было потеряно и я сильно запил, ко мне пришла экстрасенс – мне порекомендовали. Она вывела меня из этого состояния, и я поехал на съемку, втянулся. Повезло, что и говорить...
Дмитрий Мельман
Валерий Золотухин:
– Почему я не отказался от Гамлета? Тогда этот вопрос вообще не стоял! Это потом все! Это уже после смерти Володи началось: а-а-а, вот оно что!.. Да, Высоцкий высказал мне свою обиду, сказал: «Я бы так не смог». Но дело еще вот в чем. Володя обладал колоссальным даром дружбы. Которым я не обладаю, у меня этого нет. И он искренне не понимал: как друг может согласиться репетировать его лучшую роль. А я не понимал другого: как может друг обижаться на это... И о каких испорченных отношениях можно говорить, если Высоцкий за три месяца до смерти у меня занимает две с половиной тысячи рублей. И когда в Калиниграде, на одном из последних своих концертов, он говорит: «Если я не смогу, пришлю Золотухина». Значит, отношения-то сохранились. Просто я не был его собутыльником, у меня другие отношения с ним были. И у него со мной были другие отношения. Чего не хотят замечать…
Вениамин Смехов:
– Я, в отличие от многих, не могу назвать Высоцкого своим другом. Помню, вышла его первая пластинка, мы ездили ее забирать на улицу Герцена, и он подписал мне диск именно таким возвышенным слогом. И все равно не осмелюсь... Нас очень многое связывало в первые годы. Потом стало сложнее. Было время, когда он плохо ко мне относился и говорил в шутку и всерьез то, что меня могло задеть. И я позволял себе такие же нападки. Была нормальная жизнь в театре, и это была жизнь товарищей по работе. А в последние годы он театром тяготился. Ему нужна была только роль Гамлета и — свобода: сочинять, летать, сниматься в кино… Высоцкий ощущал вокруг себя поле недоброжелательности, зависти. А за три года до смерти случились эти гастроли во Францию. И там, в Марселе, Любимов за кулисами произнес невероятную речь, от которой мы все просто окоченели. «Вы не понимаете, с кем рядом работаете, и надо забыть в этот день все свои мелкие земные счеты. Потому что вы всю жизнь будете вспоминать, с каким поэтом вы работали рядом». Это было сказано, когда смертельно больной Высоцкий в окружении французских врачей, со шприцами наготове, должен был поперек своего состояния играть Гамлета...
Алла Демидова:
– Я написала о Высоцком книгу. Это была первая, кстати, публикация о нем. И очень несовершенная. Во-первых, материала было мало — только мои дневники и кое-какая расшифровка его концертов. И торопила редакция меня. Предположим: я цитирую там какую-то анкету Высоцкого, заполненную им самим. Где он путает сам свои года. Надо было, конечно, в сноске сказать, что это перепутал Высоцкий, а не я. А мне потом пошли нарекания, что вот, вы даже не удосужились проверить… Но сейчас могу сказать, что книга эта была абсолютно честная. На то время. Со временем, конечно, мы узнали о нем больше. И я в том числе. Когда мы читаем воспоминания современников Пушкина, можно подумать: боже мой, как же мало они о нем знали. Так же и о Высоцком: каждый раз будет открываться что-то новое.
