Он мечтал дожить хотя бы до 75. Не судьба... Образец порядочности, благородный рыцарь, настоящий интеллигент. Если бы окружающие знали, насколько тяжка эта ноша - быть без страха и упрека. Но осознание всегда приходит слишком поздно. 4 февраля блестящего актера Георгия Тараторкина не стало...
«МНЕ НЕОБХОДИМО СТУКНУТЬ СТАРУШКУ!»
А все началось, конечно, с «Преступления и наказания». Фильм по роману Достоевского стал визитной карточкой актера. Но чтобы все случилось, работать над главной ролью пришлось долгих два года, что для молодого артиста стало настоящим испытанием. Георгий Георгиевич вспоминал, что все это время он жил как в тумане, это был даже не он, настолько вжился в роль Раскольникова.
Однажды Тараторкин подошел к режиссеру Льву Кулиджанову и заявил: «Лев Саныч, я больше не могу сниматься. Мне вот как необходимо стукнуть старушку. Мне нужен опыт».
Постановщику и актеру пришлось долго размышлять, пробовать, фантазировать, прежде чем произошло настоящее перевоплощение. Как результат - Госпремия РСФСР. И это - настоящее признание, популярность - стало тем еще испытанием для Тараторкина...
«ЧАЩЕ ОТКАЗЫВАЛСЯ, ЧЕМ СНИМАЛСЯ»
О Георгии Георгиевиче всегда говорили как о человеке прекрасно воспитанном и неконфликтном. Словом, настоящий интеллигент. И с этим трудно спорить. Однако, когда дело касалось профессии, актер проявлял принципиальность и твердость.
Как-то в печать вышел современный российский кинословарь. Наверное, это была чья-то досадная оплошность, но фамилии Тараторкина в сборнике не оказалось. Когда к Георгию Георгиевичу обратились с вопросом, что он думает по этому поводу, актер лишь пожал плечами:
«И слава Богу! Я воспринимаю такое отсутствие как комплимент! Мне кажется, что мое соседство с некоторыми персонажами было бы более чем странным. В кино я гораздо чаще отказывался, чем снимался. По происхождению и воспитанию я все-таки театральный актер. Однажды Александр Борисович Столпер, мэтр режиссуры, мне позвонил и сказал, что предлагает главную роль в следующем своем фильме. И это при том, что от предыдущего его предложения я отказался. И вот он присылает мне новый сценарий с ролью для меня. Я читаю, пребываю в ужасе от качества материала. Набираюсь смелости, звоню Столперу, высказываю свое мнение. Он молча все выслушал, повесил трубку. А через несколько часов перезвонил и поблагодарил за прямоту и правду».
ИСТИННОЕ ЛИЦО АРТИСТА
Со своей женой, актрисой Екатериной Марковой, он познакомился в 1969 году. Девушка была непростая, из семьи знаменитых писателей, папа - автор таких гремевших тогда романов, как «Строговы», «Отец и сын», «Сибирь». Да и сама Катя окончила Щукинское училище, играла не где-нибудь, а в «Современнике»...
Впервые о Георгии Тараторкине она услышала от своей подружки. Мол, есть такой актер в Ленинграде, скоро приедет в Москву на съемки. Маркова вспоминала, что, когда услышала «Тараторкин», просто прыснула от смеха. Решила, что это, должно быть, низенький, с большим животом и очень неприятный человек. Как же она была потрясена при первой личной встрече! Высокий, худощавый, с большими красивыми глазами и к тому же необычайно эрудированный. Они не могли наговориться часами.
А как он ухаживал! Ольга Остроумова вспоминала, как однажды Тараторкин приехал на съемки фильма «А зори здесь тихие», где в роли Гали Четвертак снималась Маркова. И актриса была просто поражена тем, насколько он был заботлив по отношению к Кате. «Во дает! - подумала Остроумова. - Это он на людях так красуется». И только годами позже, когда стала работать с ним в Театре им. Моссовета, Ольга Михайловна поняла, что Тараторкин такой и есть на самом деле.
«РАНЕВСКОЙ Я ПОБАИВАЛСЯ»
Их первенец Филипп рос очень болезненным ребенком, его в буквальном смысле приходилось выхаживать. Катя моталась по больницам с мальчиком, а Георгий пропадал на гастролях и съемках. Иногда жена упрекала: «Неужели не видишь, как мне тяжело? А ты опять уезжаешь!..» Но Тараторкин был неумолим: «Работа есть работа».
Вот как о том времени вспоминал сам Георгий Георгиевич в одном из последних своих интервью, которое он дал корреспонденту «Мира Новостей»:
- Мы с Катей поженились в 1970-м. Через год не стало моей мамы. Отца я потерял в семь лет, поэтому у меня было ощущение, что в лице родителей Кати, Марковых, судьба дарит мне истинную родительскую заботу. Могу сказать, что становление нашего с Катей первенца, сына Филиппа, во многом произошло благодаря деду, Георгию Мокеевичу Маркову.
- Наверное, вы тогда как сыр в масле катались? Ведь Марковы принадлежали к советской писательской элите...
- Вы ошибаетесь! Ничего подобного!.. В Москву я переехал не затем, чтобы, как вы говорите, кататься как сыр в масле, а потому что в Театр имени Моссовета меня пригласил Юрий Александрович Завадский и сразу предложил мне играть Раскольникова. А я с Родионом Романовичем после окончания съемок уже четыре года ходил, никак он меня не отпускал...
Что же касается родителей жены, то было время, когда они жили в писательском доме напротив Третьяковки, потом переехали в Большой Палашевский. Да, приходила помощница по хозяйству, был служебный автомобиль. Но и все! За то время, пока Георгий Мокеевич был первым секретарем Союза писателей, ему не выписали ни одной премии. Он даже дачу себе не построил - жил на государственной. Они ведь с женой сибиряки, у них совсем другие представления о жизни.
- То есть они были людьми настолько суровыми и принципиальными, что даже дочери с зятем не помогали в бытовом плане?
- Нет, не так. Помогали, но без фанатизма. Мы ведь четыре года, до рождения Филиппа, жили на два города - в моем родном Ленинграде и в Катиной Москве. Надо было уже как-то определяться, но Катя работала в «Современнике»... Конечно, ее взяли бы и в ленинградский ТЮЗ, где служил я. Нам в Ленинграде даже будущую квартиру показывали. Однако судьба распорядилась иначе. Какое-то время мы жили у Катиных родителей, потом получили «двушку» у метро «Аэропорт», дальше поменялись на большую площадь - в общем, нормально устроились... Если же говорить о моей жене, то когда она написала свою первую повесть «Чужой звонок», которая была опубликована в журнале «Юность», я просто растерялся. Понял, что, оказывается, совсем не знаю этого близкого мне человека. А ведь у нас уже тогда рос сын...
- Вы работали в одном театре с Фаиной Раневской, Верой Марецкой, Любовью Орловой, Геннадием Бортниковым, Маргаритой Тереховой. Как складывались с ними отношения?
- Ну, когда я пришел в театр, Любовь Петровна уже тяжело болела, я ее практически не застал. Вера Петровна и ее супруг - наш главный режиссер и художественный руководитель Юрий Александрович Завадский - относились ко мне как к сыну. А Геннадий Бортников был очень трогательным другом. Помню, как перед первым моим спектаклем он пришел в мою гримерку с огромной охапкой роз. И трогательно, и смешно. И немного грустно - мужчина мужчине розы дарит...
Но в этом замечательном театре многое было в те годы иначе. С Ритой Тереховой, например, всегда было непросто, но она ведь гениальная актриса, а с гениями просто не бывает. Скажем, Фаины Георгиевны я даже побаивался! До того времени, пока она не подарила мне подлинную фотографию поэта Блока, которая ей досталась от Анны Ахматовой. А я тогда играл Блока в спектакле «Версия»...
- Вы долгое время возглавляете театральный фестиваль «Золотая маска». Как относитесь к скандалам, которые происходят вокруг него? По принципу «собаки (то есть критики) лают - караван идет»?
- Да нет, наверняка в словах критиков есть рациональное зерно, и к ним надо прислушиваться. Другое дело, что если все менять, как они хотят, то получится как в известной притче Самуила Маршака про мальчика и осла... Но все происходящее я принимаю близко к сердцу. Иногда думаю, если бы иначе относился, и не только к «Маске», а ко всему, то был бы шанс дожить лет до девяноста. А так дай Бог до семидесяти пяти дотянуть...
Ксения Позднякова,
Андрей Князев.
FOTODOM.RU
PERSONASTARS
