Он столько всего перенес, столько стен сломал, поборол систему.
Казалось, ему подвластно все. Но нет, проклятый коронавирус оказался сильнее. На прошлой неделе не стало Романа Виктюка. Гениального славянского режиссера, как называла своего однокурсника актриса Валентина Талызина. И с ней многие соглашались...
Возраст, такое впечатление, обходил его стороной. Роман Виктюк не ведал покоя, несмотря на преклонные годы и болезни, не уставал экспериментировать, удивлять и шокировать почтенную публику. Кто-то говорил, что главные победы Виктюка позади и феноменальный успех «Служанок» образца конца 1980-х уже не повторить. В ответ театральный провокатор лишь усмехался и готовил новую звонкую пощечину общественному вкусу... Сейчас ушел. Может, решил, что во время пандемии театр никому не нужен и ему тут просто нечего делать?..
ДОРОГА К УСПЕХУ
Согласно легенде, еще в детстве цыганка нагадала Виктюку, что он станет великим режиссером. Правда это или вымысел - неизвестно. Очевидно другое - уже в школе Роман пробовал ставить небольшие спектакли, в которых были задействованы одноклассники и друзья. Затем поступил в ГИТИС, вернулся в родной Львов, где начал работать актером в местном Театре юного зрителя.
Вскоре поставил и свой первый спектакль на сцене Львовского ТЮЗа. А в 1968 году вновь покинул родной город. И в 1988-м поставил своих знаменитых «Служанок». Дорога к успеху и признанию заняла долгих 20 лет. Они вместили в себя все: радужные надежды и горькие разочарования, зрительскую любовь и чиновничье неприятие, бесконечную смену городов и театральных площадок. Он ставил в Калинине, потом - в Вильнюсе.
Затем перебрался в Москву, где поначалу не мог найти работу по специальности и преподавал в цирковом училище. Из Студенческого театра МГУ Виктюка уволили, столичные театры сторонились непризнанного гения. И лишь Юрий Завадский позволил поставить у себя, в Театре им. Моссовета, его «Царскую охоту», после чего режиссера Виктюка уже нельзя было не замечать.
«Прекрасно ставил во всех главных театрах страны. В театрах, которые обслуживали систему, - рассказывал Виктюк о том, как ему удавалось обходить идеологические препоны. - Если вы меня спросите как, то я вам отвечу: не знаю. Но делал я только то, что хотел. Я же первый ставил - первый! - и Петрушевскую, и Рощина, и Зорина. Вампилова я ставил первый в городе Калинине!.. Даже когда меня в министерство вызывали на разговор, я заходил, говорил только одно: все знаю, не тратьте на меня время. И закрывал дверь. За мной бежали секретарши, кричали: почему вы не спрашиваете, что вам предлагают? А я отвечал: а мне ничего не нужно. И тут же шел на Пушкинскую площадь, узнавал номер телефона начальника отдела театров Министерства культуры Литвы. И голосом начальника отдела театров СССР говорил: есть такой талант и гений, мы рекомендуем его, хотим, чтобы он приехал к вам в вильнюсский театр главным режиссером... В ответ мне было сказано: пусть он скорее приезжает. Все! Просто на том конце провода был человек, который боялся советской власти больше, чем я».
Это можно было бы принять за анекдот, за театральную байку. Но Виктюк уверял: он ничего не выдумывает. Более того, такое выдумать нельзя!
А вот и еще одна история. Университетский театр МГУ. На улице Герцена - Кремлевская стена рядом. У Виктюка лежит пьеса «Уроки музыки» Петрушевской, которую не то что не разрешали - никто из вышестоящих даже читать не хотел...
«А я пришел и сказал этим академикам, профессорам, докторам наук и студентам: вы согласны репетировать и играть без разрешения? - вспоминал Виктюк. - И мы репетировали. И мы играли. Под стеной Кремля говорили о болезнях системы. Другой вопрос, что театр на мне, на том спектакле закрыли вообще. А это был самый знаменитый студенческий театр. Ролан Быков в нем начинал, Роман Виктюк его закончил. От Ролана до Романа... Но был такой успех!»
«ТЫ НАС ВСЕХ В ТЮРЬМУ ОТПРАВИШЬ!»
Виктюк признавал: система могла его убить. Он ходил вдоль пропасти. И иной раз по самому краю. Что-то все-таки ему ставить не давали, запрещали - как «Галошу счастья» по Рощину в Театре им. Моссовета. А однажды случился форменный скандал: в спектакле «Коварство и любовь» Шиллера партийные чиновники обнаружили «неконтролируемую ассоциацию». А дело было так:
«Они так говорили, потому что великому артисту итальянскому Мастроянни так понравился спектакль, что он кричал: «Дженио!» А я решил, что он называет меня Евгений, говорил, что я Роман... Но партия сказала: если капиталисту нравится, значит, есть неконтролируемая ассоциация. А Мастроянни приехал в Калинин с группой снимать «Подсолнухи». И был в таком ажиотаже!»
А в 1972 году на 50-летие образования СССР Виктюк умудрился поставить спектакль с говорящим названием «Украденное счастье». А ведь Олег Ефремов за него поручился!
«Ефремов мне звонит и говорит: «К дате надо поставить спектакль, только ты знаешь, что нужно, через месяц мне скажешь», - рассказывал Виктюк. - Я отвечаю: «А зачем, я сейчас скажу - Франко, «Украденное счастье». Он удивился: «Это тот испанец?» Я постарался объяснить, что это все-таки великий украинский драматург и поэт. И он согласился... Вечером в день премьеры приезжает Политбюро на спектакль - афиша: «К 50-летию образования СССР спектакль «Украденное счастье». Ефремов сказал мне: «Ты нас всех в тюрьму отправишь». Тем более что там звучала бендеровская греко-католическая служба - мне жена канадского посла запись привезла. Но никто об этом не знал, даже Жора Бурков, он восторгался, какая музыка. Ведь украинская церковь была запрещена, находилась в подполье».
ЗНАМЕНИТЫЕ ИСТЕРИКИ
После постановки «Служанок» за Виктюком закрепилась репутация самого модного и скандального из отечественных режиссеров. Параллельно Виктюка сопровождал скандал и несколько другого рода. В прессе появились предположения о нетрадиционной сексуальной ориентации режиссера, поводом к чему послужило его пристрастие к выбору актеров-мужчин для исполнения женских ролей.
Творчество Виктюка и впоследствии вызывало массу споров. Кому-то казалось, что из-за чрезмерной вычурности постановок режиссер исчерпал себя, что он повторяется. Однако мастер провокаций не обращал внимания на досужие домыслы, тем более что спектакли его шли с большим успехом.
Зрители Виктюка обожали. А вот некоторые отечественные театральные деятели, казалось, режиссера в упор не замечают. Во всяком случае театральных премий Роману Григорьевичу было не видать, как собственных ушей.
«Это то, что я ненавижу! - эмоционально реагировал он. - Потому что, когда номинируют те люди, которые в шеренге, это значит надо моментально втискиваться в эту шеренгу победную и с ними маршировать. А я марширую по миру! У меня же есть всякие награды, которых нет ни у кого, - это Европейская театральная премия по режиссуре, и не одна. И я единственный, у кого два звания: народный артист Украины и России. Ни у кого нет! Я же не кричу об этом».
Виктюк часто бывал резок, слов не выбирал. Порой из его уст шел отборный трехэтажный мат. Особенно на репетициях. Новички могли обижаться. Старожилы - никогда. Знали же его как облупленного. И любили таким, какой он есть. Со всеми его знаменитыми истериками.
«Почему истерики? - не соглашался он с таким определением. - Это выбросы энергетические. И ни от Дорониной, ни от Демидовой, ни от Образцовой никаких сопротивлений не было. А это все лучшие артистки второй половины XX века... Да, кто-то, наверное, меня не любит. И это тоже хорошо. Ведь когда все любят, это уже смерть...»
Подготовили
Ксения Позднякова,
Андрей Князев.
Фото: Г. Усоева
