Ему доверили зажигать олимпийский огонь в Сочи. А кому ж еще! Надежный – вот главное определение для Третьяка. Широкие плечи в сочетании с открытой улыбкой – как символ уверенности. Такой не подведет. Лучший вратарь всех времен и народов. Когда его «двадцатка» закрывала рамку, за результат можно было не волноваться. Идеальный муж и семьянин. 40 лет назад влюбился с первого взгляда, теперь – лучший в мире папа и дедушка. Настоящий президент российской федерации. Хоккейной, разумеется.
-Владислав, вы 15 лет подряд были № 1 в сборной. Но ушли так рано – в 32 года. Сейчас вратари играют и до 40. Почему тогда решили завязать с хоккеем?
– Ну, если я уже 3-кратный олимпийский чемпион, 10-кратный чемпион мира, 13-кратный чемпион Союза... Ну, здесь я уже выиграл все. Понимаете, человек должен к чему-то стремиться, и должна быть цель. Очередной чемпионат мира – это уже не цель, до Олимпиады следующей было далеко. Потом, эти все бесконечные сборы, практически девять месяцев в году, – психологически очень трудно было выдержать. Я просто устал. Сказал тогда, что могу еще остаться, но при одном условии – если буду жить дома. Потому что и супруга говорила: тебя нет никогда, мы тебя не видим. Тоже влияет, понимаете... Конечно, мог бы еще играть. Стимул – вот, что, наверное, самое главное. Было предложение из-за океана поиграть за «Монреаль Канадиенс». Но мне не разрешили. Канадцам сказали, что Третьяк не хочет. Что папа у него генерал армии (а тогда действительно был такой генерал Третьяк, который служил на Дальнем Востоке, но не имел ко мне никакого отношения) и Владислав боится его огорчить.
– Обидно, что не случилось?
– Конечно, мне хотелось бы там поиграть. Я все выигрывал, кроме Кубка Стэнли, мне было бы интересно. И это ведь не только спортивный интерес, это и заработок еще. Ну что – я проиграл здесь столько лет, а в 1991 году деньги все в один день сгорели.
– Жалко, наверное, что не родились лет на десять позже, как те наши хоккеисты, которые в НХЛ миллионерами стали?
– Нет, не жалко. Ведь я бы тогда не играл в 1972 году. Все-таки суперсерия 1972 года – это историческое событие. И я думаю, это дороже денег. Это слава. После той серии, например, я попал на юбилейный серебряный канадский доллар. Нет, я бы ничего не хотел в своей жизни менять…
ПОДАРОК ДЛЯ ЛЕОНИДА ИЛЬИЧА
– Отношение к вам людей в Канаде, в Штатах – оно действительно было настолько восторженное?
– Да, и до сих пор так. Я первым из советских хоккеистов был включен в музей хоккейной славы. И первым в мире – из неиграющих в НХЛ, вторым Харламов стал. Это было вообще как взрыв бомбы – человек, никогда не игравший в НХЛ, включен в музей хоккейной славы, то есть ради меня пошли на серьезное исключение. Потом, на сегодняшний день я единственный россиянин, который имеет награду канадскую – медаль за заслуги перед страной: ездил несколько лет назад в Оттаву – генерал-губернатор вручал. Поэтому отношение, конечно, изумительное. Даже не понимаешь иногда, почему так происходит. Вот они возвели тебя в ранг лучшего вратаря мира, поставили на постамент и не трогают.
– Но неспроста же. 1972 год, вам 20 лет всего. Суперсерия. Первая встреча с, как тогда говорили, хвалеными канадскими профессионалами. Положа руку на сердце, коленки тряслись?
– Ну, они у всех, по-моему, тряслись, не только у меня. Потому что неизведанный абсолютно соперник, первые игры. Не знаешь, чего ожидать.
– А вы тогда правда не знали, кто они такие – эти громилы с клюшками наперевес?
– Ну, мы слышали, даже видели немножко. Просто такая еще атмосфера была необычная. 18 тысяч зрителей, такой ажиотаж, гимны, которые на русском и английском языках оперный певец пел. Потрясающее, конечно, зрелище – такое впечатление было, будто участвуешь в каком-то необыкновенном шоу. И стоят напротив тебя дяди такие – жвачки жуют, шеи – бычьи. Конечно, было немножко не по себе. И в первые минут десять нам очень тяжело пришлось. Ну а потом адаптировались как-то.
– Они для вас были людьми с другой планеты. Но ведь и вы для них тоже. Не было ли, как тогда говорили, политических провокаций?
– Нет, все-таки не могу сказать, что те матчи были такими уж политизированными. Да и первый матч все расставил по местам. Если б сразу проиграли, может, нас бы и заклевали. Ведь у болельщиков канадских была стопроцентная уверенность, что они нас растерзают просто в клочья. Все говорили: мы с большим счетом их обыграем, во втором периоде у Советов просто некому будет выходить – мы их всех перебьем. Да и вообще, зря они приехали сюда, играли бы в Европе со своими любителями. Такие были заявления в прессе. И журналист, который написал все это, в конце заметки пообещал съесть газету, если «красные» выиграют хотя бы одну игру. Ну, и съел ее после первого же матча, который мы выиграли. Прямо на улице, при камерах – попросил покрошить ее в русский борщ и съел.
– Брежнев, как известно, был у нас любителем хоккея № 1. У вас случались с ним личные встречи?
– Да, он ходил на матчи. Помню, в 1981 году, когда мы взяли Кубок Канады – канадцев тогда еще 8:1 обыграли, – в Монреале накупили ему сувениров всяких: кепочек, шайб. И когда в Москве проходил «Приз «Известий», к нам в раздевалку зашел министр спорта. «Так, – говорит, – давайте: Третьяк, Макаров, Васильев – пойдем вручать Брежневу подарки». Во время матча с финнами, в перерыве. Причем после первого периода мы проигрывали 1:2. Мы – ноги в руки, прибежали к Брежневу в почетную ложу. Я вручил сувениры, поблагодарил его за хорошее отношение, а он действительно уделял нам внимание: и ордена мы получали, и премии. Брежнев обнял меня, расцеловал. Но говорит: «А чего это вы финнам проигрываете?» «Не волнуйтесь, Леонид Ильич, – отвечаю, – мы финнам никогда не проигрываем». А мы действительно финнам очень редко проигрывали, за всю историю – один раз, наверное. «Ну ладно, – говорит. – А почему у вас по-английски фамилии написаны? Непонятно же». Тут министр спорта подбегает: «Леонид Ильич, ну, международный турнир, так положено…» В итоге перерыв у нас длился не 15 минут, а все 30. Никто ничего не понял, финны сидели и ждали. А на следующий день нам форму перешили, все по-русски написали. Чтобы ему удобно было читать наши фамилии.
«Я НЕ ВЕРИЛ В ЛЮБОВЬ С ПЕРВОГО ВЗГЛЯДА»
– Вообще, от такой славы, которая была в те годы, голова могла немножечко закружиться.
– Конечно – я же получал в день по 50 писем от девочек, когда холостой был. У меня полные коробки фотографий были.
– Помните эпизод из фильма «Москва слезам не верит», где героиня говорила хоккеисту: ну, вы знаменитость, вам все равно, кого обнимать..?
– А так все время и было: ну, вы знаменитость, вам все можно. Почему-то почти все девушки, с которыми знакомился, так говорили… Вообще, случаи-то всякие были. Одна девушка позвонила в час ночи: «Ой, здравствуйте, вы извините, я, наверное, не туда попала... А можно ваш автограф получить?» Я говорю: да мы спать уже хотим, какой автограф! Брат смеется: да ты скажи, пускай приезжает. Ну, пошутили так – в два ночи кто поедет? Тем более, адрес ей не называли. И вдруг где-то в 2.15 звонок в дверь. Заходит девушка. Вся в муке, в халате белом. Оказывается, она в пекарне работала. Мы с братом: ой, извините, у нас мама пришла… Потом таксисты какие-то все время меня дергали: а ты с нами ездил туда-то и туда-то? «Да вы чего, – говорю, – с ума сошли!» Потом выяснилось, был аферист один – на меня похожий. Представлялся Третьяком, говорил: «Я сейчас на сборы еду, давай у магазина остановимся, мне надо продуктов купить… Дай двадцатку, сейчас заедем домой, я тебе отдам». И убегал. А один мой двойник даже у Элвиса Пресли жил несколько дней. Сказал ему: я в «Детройт» приехал – пока документы оформляются, поживу у тебя? Пресли всем раструбил: у меня Третьяк в Детройте! А этот парень два слова всего по-русски выучил, даже на коньках кататься не умел. Но пару дней у Пресли пожил. Поди плохо…
– С этими 50 фотографиями в день тяжело было жениться?
– Ну да, непросто, конечно… Я, вообще-то, был уверен, что любви с первого взгляда не бывает. Читал много всяких романов, смотрел фильмы – думал: ерунда какая-то. А как Таню увидел, сразу влюбился. Через пять дней предложение сделал. Она мне отказала… Лет 15 назад в Квебеке я участвовал в праздновании Дня Святого Валентина. Собралось около двухсот женщин, мы с канадцем Ги Лефлером их вдвоем поздравляли. Мне задали вопрос: как вы с женой познакомились? Я рассказал эту историю. Все были в недоумении: как так, Третьяку женщина отказала?! Да это невозможно!.. Но вот была любовь с первого взгляда. Это чувство непередаваемое. Вот я утром тренировался и вечером. А между тренировками в Монино ездил – лишь бы ее увидеть. Отец видел, что со мной что-то не то происходит, спросил как-то: чего с тобой? Я говорю: да вот, пап, влюбился, хочу руки попросить. Он посмотрел на меня: «Так, поехали». И мы поехали свататься. По дороге я купил кольца – не знал даже, какой размер нужен. Сказала бы «нет», выбросил бы их и уехал. Такая ситуация была – за ней уже два летчика ухаживали, а я на следующий день улетал в Германию… Пока отцы разговаривали, я Таню на улице держал. Она обалдела, конечно. Говорит: ну как так – мы же только познакомились. И я где-то чувствовал, что она права. Но ее родители сказали: а чего, хороший парень, мы не против. Ее мама мне кольцо надела, мой папа – ей. Потом открыли по этому поводу шампанское. Она дрожащей рукой бокал свой подняла… Так и сосватали.
– За 40 лет совместной жизни Татьяна ни разу не говорила, что пожалела о своем выборе?
– Да нет, довольна. У нее жизнь непростая, конечно. Вообще, быть женой спортсмена не так-то просто. Сидеть и ждать. А потом, смотреть, как родной человек играет, в любой момент может травму получить. Она же мне на каждый чемпионат мира письма писала. Такие патриотические. Вот пишет: «Папочка, ты сражаешься на Олимпийских играх за всю страну. Но и мы: я и два наших ребеночка – за твоими воротами стоим. Не дай, чтобы шайба в нас попала, лови все…» Ну как после таких писем можно пропускать?
Фото ИТАР-ТАСС
