Кажется, еще недавно их просто невозможно было представить друг без друга. «Бачинский и Стиллавин» – в эфире звучало как одна фамилия. Неожиданная смерть Геннадия Бачинского все перевернула. Уже пять лет Сергей Стиллавин шагает по жизни в одиночку.
- Сергей, когда дуэт по понятным причинам распался, у вас были сомнения, чем заниматься дальше?
– А я не могу назвать дуэт распавшимся. Распадается дуэт, когда люди расходятся. Здесь человек погиб. Да, остался я… Знаете, осенью 2007 года у меня почему-то наступило очередное увлечение жизнью Виктора Цоя. Я перечитал несколько книг о нем, и все пытался понять: что чувствовали люди, узнав о его смерти, – друзья, близкие, члены группы. Как они потом доделывали «Черный альбом»? Вообще, что думали дальше делать? Как раз, когда я дочитал последнюю книгу, это с Генкой случилось. И у меня до сих пор в памяти тот день, я очень хорошо помню свои ощущения, когда позвонил телефон, и я услышал плачущий голос: «Гена разбился…» Мой рот в трубку спрашивал: где он, в какой больнице? А мозг уже четко понимал, что это все, человека нет…
– Мистика какая-то. Судьба, можно сказать, подготовила вас.
– Подготовиться к этому невозможно… И я помню ту погоду, тот город, когда ехал на машине к Гениной жене. Помню, что единственное ощущение у меня было – пустота… Если бы я сам стал решать, что делать дальше, очень может быть, идея продолжить работу на радио посетила бы меня не в первую очередь. Но начальство постаралось очень быстро вытащить меня из этого моего мира, который превратился в пустоту.
– Но это была депрессия некая?
– Вы знаете, нет. На следующий день после Генкиных похорон меня вызвало начальство, сказало: возвращайся в эфир. И вторая вещь, которая вытащила меня из ситуации, – это то, что через неделю после похорон в больнице умерла Юлия Меркулова – пассажирка автобуса, в который врезалась Генина машина. Когда это случилось, я ни минуты не колебался, тут же понял, что нужно создать фонд помощи жертвам аварии. И все две недели отпуска, который взял после Гениной смерти, я очень плотно этим занимался. То есть некогда было депрессовать. Но потом настал день моего возвращения в эфир. Я помню, как пришел в студию. После новостей прозвучала песня, которую Гена любил. Пошла музыкальная подкладка. Я почувствовал, что не могу говорить под музыку, знаками попросил ее выключить. И начал рассказывать о том, что произошло. Для меня очень важно было сказать ту правду, которую я знал. Еще и потому, что ходило много разговоров о том, что Гена якобы вышел на встречку, о том, что был пьяным за рулем... Ну, а потом пошли другие эфиры. Честно вам скажу, не помню, как я это делал. Даже не помню, о чем говорил. Я представляю свое настроение тогда – и что вообще можно было говорить, и что делать?.. Кстати, могу вам сказать такую вещь. Не прошло и девяти дней после смерти Гены, а я от нескольких московских ведущих получил электронные письма с предложением взять их к себе в пару. Признаюсь, очень сильно был удивлен в отношении некоторых из этих людей.
– Вас изменила смерть Гены – внутренне, как человека?
– Как человека – нет. Единственное – произошел некий рубеж в жизни. Скажем так, завершилась беззаботность, которая длилась достаточно долго. Но если вы хотите услышать, что я больше стал ценить жизнь – нет. Что я стал более серьезным – тоже нет. Это я в эфире всегда был таким раздолбаем, а в жизни я довольно спокойный и пессимистически настроенный человек, который наслаждается одиночеством и не нуждается в компанейщине.
КСТАТИ
Расставанье – пусть и маленькая смерть, но пережить ее тоже непросто. В этом убедились Стас Костюшкин и Сергей Лазарев, когда распались их дуэты – «Чай вдвоем» и Smash.
СТАС КОСТЮШКИН:
– Я просто понял, что в группе «Чай вдвоем» через 10 лет буду крайне несчастлив. И крайне смешон. А я не хочу быть смешным. То есть я бы готов был быть смешным, если бы ничего больше не мог. Но так как я могу больше, значит, я смешным не буду… Да, может быть, это так называемый кризис среднего возраста. Но кризис среднего возраста объясняется простой вещью: то, что подходило в 25, совершенно не подходит в 40. Вот и все. В 25 подходила вот такая машина, вот такая женщина, вот такая зарплата. Прошло 15 лет, и теперь я понимаю, что многое из этого мне уже не подходит. Могу сказать, что каждое утро, начиная с 36 лет, я понимал, что не хочу делать то, что делал все это время. Уже – не хочу!
СЕРГЕЙ ЛАЗАРЕВ:
– У меня было масса детских комплексов. В классе я оказался самым младшим, в группе «Непоседы» – наоборот, одним из самых возрастных. В актерской среде это считалось чем-то детским, несерьезным, и взрослые коллеги-артисты надо мной посмеивались. Изменилось же отношение ко мне только после того, как бабахнул Smash!!. Но когда наша группа распалась, у меня больше полугода была депрессия и ломка. Мне 21 год – а я не знаю, что делать дальше. Пришлось с нуля начать заниматься всем – я стал сам себе и продюсером, и режиссером, узнал такие вещи, о которых артисты и не подозревают. Многие, конечно, не верили в меня, но время всех рассудило…
Фото PHOTOXPRESS
