Героя Отечественной войны 1812 года и покорителя Кавказа Алексея Петровича Ермолова мы знаем из школьных учебников. По матери он находился в родстве с Давыдовыми, Потемкиными, Орловыми, Раевскими. Но не только родословная позволяла ему перечить коронованным особам, когда затрагивалась честь. Не его, нет - задеть лично его было трудно. Честь русских офицеров, русской армии.
Историк Петр Бартенев даже на склоне лет находил генерала истинно русским богатырем и прекрасным человеком: «Это слоновое могущество, эта неповоротливая шея с шалашом седых волос, и этот ум, это одушевление на семьдесят восьмом году возраста!.. Передо мной сидел человек, бравший с Суворовым Прагу, с Зубовым ходивший к Дербенту, с Каменским осаждавший турецкие крепости, один из главных бойцов Бородина и Кульма, гроза Кавказа!» Судьба уготовила ему очень непростой жизненный путь с двумя пиками славы - войны 1812 года и Кавказа. А потом - незаслуженная отставка в возрасте 50 лет.
СЛУЖБА
Настоящая военная служба началась для молодого Ермолова с Суворовым. Огнем молодого артиллерийского капитана крестили в Польскую кампанию. Семнадцатилетний чудо-богатырь отличился при штурме варшавского предместья Прага и принял из рук Александра Васильевича первую награду - орден Святого Георгия 4-й степени. С этой наградой он не расставался никогда.
В 1805 году рота Ермолова была назначена в состав армии Кутузова, двинутой в помощь Австрии против Франции. Догоняя армию, Ермолов шел все время «ускоренными маршами», но, несмотря на 2-месячный поход, представил по дороге свою роту Кутузову в таком образцовом порядке, что последний сказал, что будет иметь его в виду, и оставил роту в своем распоряжении как резерв артиллерии.
Под Амштеттеном Ермолов был в первый раз в бою с конной артиллерией. Он остановил неприятеля и дал эскадронам возможность собраться и удержаться на месте под сильным натиском противника. Во время смотра в Вильне Аракчеев высказал неудовольствие утомленностью лошадей роты Ермолова, на что услышал: «Жаль, Ваше сиятельство, что в артиллерии репутация офицеров зависит от скотов».
В 1811 году Ермолов ездил по делам службы в главную квартиру главнокомандующего Барклая де Толли, где сенатор Безродный был правителем канцелярии. «Ну что, каково там?» - спрашивали его товарищи. «Плохо, - отвечал Ермолов,- все немцы, чисто немцы. Я нашел там одного русского, да и тот Безродный». Мало того: Ермолов на полном серьезе просил императора Александра I произвести его в немцы, непочтительно намекая на засилье немецких генералов при дворе и благосклонность к ним царя. Конечно же такие выкрутасы император не забыл.
1812-Й
Отечественная война 1812 года была вершиной военной карьеры Ермолова. С саблей и в плаще Алексей Петрович прошел коалиционные вой-ны и не пропустил ни одного крупного сражения.
Главнокомандующий Кутузов после битвы при Бородине докладывал императору о бое за центр русской позиции - Курганную высоту, известную под именем батареи Раевского: «Начальник главного штаба генерал-майор Ермолов, видя неприятеля, овладевшего батареей, важнейшею во всей позиции, со свойственною ему храбростию и решительностию вместе с отличным генерал-майором Кутайсовым взял один только Уфимского пехотного полка батальон и, устроя сколько можно скорее бежавших, подавая собою пример, ударил в штыки. Неприятель защищался жестоко, но ничто не устояло противу русского штыка... Генерал-майор Ермолов переменил большую часть артиллерии, офицеры и прислуга при орудиях были перебиты и, наконец, употребляя Уфимского пехотного полка людей, удержал неприятеля сильные покушения во время полутора часов, после чего был ранен в шею и сдал батарею генерал-майору Лихачеву...»
Генерал Ермолов чуть ли не единственный позволял себе перечить коронованным особам и членам императорской фамилии, вступаясь за честь своих офицеров. Историк Александр Михайловский-Данилевский приводит такой пример. 28 июня 1815 года в Париже в честь победы над Наполеоном состоялся парад союзных войск. Русскую пехоту представляла 3-я гренадерская дивизия из корпуса Ермолова. Во время прохождения торжественным маршем несколько рядов сбились с ноги; недовольный строевой выучкой гренадеров Александр I приказал командиру корпуса трех боевых офицеров в звании полковника «за дурной парад» подвергнуть аресту с содержанием на гаупт-вахте. Ее охрану в тот день нес английский караул, и Ермолов стал доказывать государю, что негоже в глазах иностранцев ронять честь российского мундира - если его офицеры заслуживают наказания, пристойнее их взять под стражу в собственных казармах. Александр же стоял на своем. Тем не менее Ермолов выполнил приказ царя лишь на следующий день, когда в караул при гауптвахте заступили русские.
Великому князю Николаю Павловичу - будущему императору Николаю I, взявшемуся сделать внушение строптивому военачальнику, Алексей Петрович дал такую отповедь: «Государь властен посадить нас в крепость, сослать в Сибирь, но он не должен ронять храбрую армию русскую в глазах чужеземцев. Гренадеры пришли сюда не для парадов, но для спасения Отечества и Европы. Таковыми поступками нельзя приобрести привязанности армии. Разве вы, Ваше высочество, полагаете, что русские военные служат государю, а не Родине?»
Ожидалось, что после заграничного похода русской армии Ермолов возглавит военное министерство. Генерал граф Аракчеев сказал так: «Армия наша, изнуренная продолжительными войнами, нуждается в хорошем военном министре... Назначение Ермолова было бы для многих весьма неприятно, потому что он начнет с того, что перегрызется со всеми; но его деятельность, ум, твердость характера, бескорыстие и бережливость вполне бы его оправдали».
Вот и настало время императора припомнить строптивому генералу все прегрешения. Его решение было таким - назначить Ермолова командиром отдельного Кавказского корпуса, главнокомандующим в Грузию и чрезвычайным посланником в Персию. Вряд ли предусматривал российский самодержец, что для Ермолова Кавказ станет второй и карьерной, и жизненной вершиной.
КАВКАЗ
Подобное назначение - подальше от Петербурга - многими было воспринято как завуалированная опала. Несмотря на это, Ермолов с большим энтузиазмом принялся исполнять новые обязанности, и, по словам автора «Истории Русской армии», «с прибытием героя Эйлау и Бородина в истории Кавказа началась «ермоловская эпоха» - бесспорно, самая блестящая ее страница». А известный мусульманский ученый Казем-Бек так писал об эпохе ермоловского правления Кавказом: «Великодушие, бескорыстная храбрость и правосудие - вот три орудия, которыми можно покорить весь Кавказ, одно без другого не может иметь успеха. Имя Ермолова было страшно и особенно памятно для здешнего края: он был великодушен и строг, иногда до жестокости, но он был правосуден, и меры, принятые им для удержания Кавказа в повиновении, были тогда современны и разумны».
Огнем и мечом, хитростью и дипломатией генерал усмирил беспокойства в Имеретии, Гурии и Мингрелии, присоединил к России Абхазию, Ширванское и Карабахское ханства. В 1823 году командовал боевыми действиями в Дагестане, а в 1825 году воевал с чеченцами.
Он не прощал набегов и грабежей, но от отдельных карательных операций перешел к планомерному завоеванию Чечни и Дагестана. Для этого окружил горные районы сплошным кольцом укреплений. Он разрушал непокорные аулы, но взамен закладывал крепости и города - Внезапная, Бурная, Грозная, Нальчик... Многие стали цветущими городами.
Он оказался даровит не только в военном деле, но и в гражданском управлении: строил дороги, развивал промышленность и торговлю, привлекал на службу способных молодых людей. Переменился при главноначальствующем и Тифлис: свою ставку Ермолов перестраивал любовно. Старый город пересекли новые прямые улицы, по их сторонам выросли дома пригожей европейской архитектуры, а в центре Тифлиса зазеленел сад с лампионами. Так что впечатлительный Пушкин нисколько не преувеличивает: Ермолов и в самом деле наполнил Кавказ своим гением и своим именем. Когда плененный имам Шамиль был привезен в Москву и его спросили, что он желает здесь увидеть, он отвечал: «Прежде всего - Ермолова». На одном из балов, дававшихся в честь имама, состоялась его встреча с Ермоловым. Их откровенная беседа длилась долго и отличалась необыкновенным взаиморасположением.
Алексей Петрович Ермолов скончался в Москве 23 апреля 1861 года. В своем духовном завещании он сделал следующие распоряжения о своем погребении: «Завещаю похоронить меня как можно проще. Прошу сделать гроб простой, деревянный, по образцу солдатского, выкрашенный желтою краскою. Панихиду обо мне отслужить одному священнику. Не хотел бы я ни военных почестей, ни несения за мною орденов, но как это не зависит от меня, то предоставляю на этот счет распорядиться кому следует. Желаю, чтобы меня похоронили в Орле, возле моей матери и сестры; свезти меня туда на простых дрогах без балдахина, на паре лошадей; за мною поедут дети, да Николай мой, а через Москву, вероятно, не откажутся стащить меня старые товарищи артиллеристы».
Москва провожала генерала двое суток. Шамиль испрашивал высочайшего позволения на приезд из Калуги, где находился в почетной ссылке, в Москву на похороны. А жители Орла по прибытии тела на Родину устроили ему грандиозную панихиду. Площадь перед Троицкой церковью, где шло отпевание Ермолова, и все прилегающие улицы были заполонены людьми. В Санкт-Петербурге, на Невском проспекте, во всех магазинах были выставлены его портреты.
Похоронить Ермолова «как можно проще» не получилось...
Алексей Максимов
