В апреле президент Путин сделал беспрецедентный подарок крымским татарам - одним указом реабилитировал всех их предков. Значение этого жеста переоценить трудно. Особенно тем, для кого ценны история и память. Но чем мы-то, русские, хуже?
На сегодня в России из всех репрессированных в разные годы по политическим мотивам реабилитировано не более 30%. А процесс возвращения нашим предкам доброго имени настолько бюрократизирован, что зачастую энтузиаст, который берется сдвинуть его с места, превращается в настоящего Дон Кихота. Кстати, у нашей редакции есть такой знакомец. И поскольку его очередная победа над ветряной мельницей российской бюрократии странным образом совпала с актом великодушия президента, мы решили навестить нашего героя. И пролить хоть немного света на - увы - ставшие уже самыми пыльными уголки нашей истории, которая, как никогда, была бы полезна сегодня.
ТИМОШКИНА РАСПРАВА
Какая же странная эта могилка! Так подумает любой, кто хоть раз ее увидит. А не увидеть ее трудно. Трудно не остановить взгляд на небольшом холме посреди чистого поля. Трудно не поцарапаться о резную оградку с кривой надписью на заржавленной табличке: «Тимофей Матросов. Убит богачами д. Федотово. 1918 г.». Трудно не заблудиться - как в трех соснах, в семи тополях, единственных «приятелях» одинокой могилы, - невзначай задумавшись, почему она так бесприютна.
- А что тут удивительного? Вы же знаете, кого хоронят за оградой кладбища? Самоубийц. Безбожников. - Пожимает плечами пенсионер Владимир Овчинников, с которым мы пересекаем наполненное не по-майски холодным ветром поле. - По сути, Матросов это и то и другое. Но и третье. Знаете, среди тысячи репрессированных, с судьбами которых мне пришлось столкнуться, и все они страшные, его судьба совершенно исключительная. Ведь он оказался единственным, кто репрессировал... сам себя.
В доме тепло, а на душе - как будто принесенный с поля ветер. И кошки скребут от фотографии Матросова, которую я держу в руках. Уж больно молодой, смело глядящий в объектив как в будущее человек похож на нас. Славянским ли широкоскулым лицом, светлыми ли глазами, кудрявой ли прядью, спадающей на лоб. Или любовью к Родине, ради которой взялся за топор?
- Среди тысяч судеб моих земляков Матросов мне попался совершенно закономерно, - продолжает Владимир Александрович. - У нас в Боровске в революционные времена он был видной фигурой - главным военным комендантом Боровска и уезда, назначенным большевиками для подавления крестьянского восстания в 1918 году. Вот и я думал: раз подписывал расстрельные приговоры, приводил их в исполнение, значит, палач. Но потом, когда начал поднимать архивные документы...
...Нет, не был сволочью 27-летний Тимофей Евстигнеевич. Был он молод, образован, романтически настроен и свято верил в дело революции, мечтая о лучшей жизни для народа. Ну а то, что приходилось расстреливать... Оно ведь понятно - война, враги, как без этого? Да только кровь людская не водица. Десятки убитых не шутка.
- Все чаще стали видеть в городе Матросова сильно пьяным. То в истерике, то в драку лезет, то будто заговаривается, мол, всех убью и себя убью, - рассказывает Овчинников. - Ну а потом... Застрелился он. Оставил записку: «Если я имел право жить, то за мной имеется право и распоряжаться своей жизнью так, как хочу. Никто не смеет указывать на меня пальцем, ибо я двенадцать лет стоял на революционном посту и не был подлецом, как другие. Сил для жизни нет - нервы истрепаны, - а калеки пусть уйдут». Получается, подписав десятки приговоров, приговорил напоследок и себя.
ДОНКИХОТ НА ПЕНСИИ
Теперь судьба Тимофея Матросова имеет другое название - дело «П-1. Оп. 2. Д. 16» в архиве новейшей истории, а подобных дел в архивах Калужской области десятки тысяч. И за каждым - страшная судьба.
- Репрессированных множество категорий, с каждой приходится разбираться отдельно. И сложности возникают разные, - рассказывает пенсионер.
Реабилитацией репрессированных своего района он занялся несколько лет назад по причине личной: предки самого Овчинникова были репрессированы, и «пепел Клааса упорно стучал в его сердце». Ну а разобравшись со своими, поразился цифре.
- Когда я вник в ситуацию, обнаружил, что по Боровскому району репрессировано около четырех тысяч человек. И это только те, кого непосредственно арестовали, выслали или расстреляли. Если же к ним добавить членов их семей, которые также являются репрессированными, то получается порядка 12 тысяч! И память всех замарана, и никто в этом не пытается разобраться. Вот я и начал действовать, - говорит Владимир Александрович.
С тех пор пенсионер прямо-таки погряз в судах и бумагах, за что с сарказмом сам себя называет сутяжником. Зато за эти годы удалось одержать несколько серьезных побед. Общая цифра реабилитированных по Боровскому району лично Овчинниковым - это прецедент на уровне России - 1375 человек. Две самые крупные партии удалось отстоять в мае 2012-го (190 участников крестьянского восстания в Боровске) и 23 марта 2014 года (больше тысячи человек, лишенных избирательных и других гражданских прав).
- То, что тяжб не избежать, я понял еще в 2010-м, когда начал заниматься реабилитацией участников крестьянского восстания, - добавляет пенсионер. - Казалось бы, вопрос-то простой. Еще Ельциным был издан указ о реабилитации всех участников крестьянских восстаний. Ан нет. Мне пришлось потратить 18 месяцев на переписку с прокуратурой, и лед тронулся только тогда, когда я дошел до генеральной прокуратуры. Ну а с лишенцами - отдельная эпопея: пришлось добиваться через суд. А в общей сложности только в областную прокуратуру довелось обращаться 40 раз! За год прошел четыре суда: с районной, областной, генеральной прокуратурами и информационным центром УМВД.
Борьба пенсионера с чиновниками за память предков и правда очень напоминает сражение с ветряными мельницами. В ответ на призыв к исторической памяти во Владимира Александровича полетели кипы бумаги - отписок, отмазок и отказов, порой совершенно нелепых, рассчитанных на юридическую малограмотность искателя справедливости.
- Но самая анекдотичная ситуация произошла в областном суде, - смеется Владимир Александрович. - Я подал иск туда, так как для реабилитации лишенцев мне нужно было доказать, что они категория политическая. И вот суд выигран. Судья лично огласила решение о том, что мой иск удовлетворен. Жду письменное уведомление, и оно приходит с вердиктом... «В иске отказать». Это в том, который я выиграл уже. Это как?! Но тут, по счастью, я заметил: в тексте решения сама судья называет лишенцев «политическими». Забылась, видимо. А мне-то большего и не надо! Так что дальше я действовал на основании этой строчки, а с их судебным хаосом и разбираться не стал...
МЫ, ЛИШЕНЦЫ...
В итоге загнанные в угол пенсионером бюрократы реабилитировали лишенцев сразу всем списком, не особо копаясь в судьбе каждого. И, казалось бы, действительно, ну что там - человек, лишенный права голосовать...
- В реальности судьбы лишенцев гораздо трагичнее, чем может показаться, - объясняет Овчинников. - Ведь лишали их далеко не только права голосовать на выборах. Гораздо большего. По умолчанию они не могли устроиться на госслужбу, выселялись из квартир, не могли получать продуктовые карточки, пенсии, пособия и больничные листы. Их детей исключали из школ и не давали возможности получить высшее образование. В итоге люди голодали, бомжевали, кончали с собой от безысходности. Дожив до старости, умирали, надрываясь на работах уборщиков и сторожей за кусок хлеба. Жены отрекались от мужей, а дети - от отцов, чтобы только избавиться от «позорного статуса». Не говоря уж о том, что статус лишенца многих в итоге привел к расстрелу, так как становился «аргументом» на следствии и при вынесении приговора.
Пример передо мной. Письмо в Мособлизбирком лишенки-сторожихи Екатерины Астаховой от 1934 года. «Боровский горсовет лишил меня избирательных прав по тем мотивам, что до революции я имела торговые бани, дом 180 кв. м и сад. В данное время мне 66 лет, и ставить в вину мне, старухе, что не веду общественно полезных работ, поздно. Я, быть может, и работала бы. Да не дают. Последняя моя работа была в 1927 году - завхоз Боровской больницы, но мне не дали продолжить таковую. Теперь я работаю сторожихой-уборщицей...» Письмо было рассмотрено, однако в правах ее так и не восстановили. В процессе выяснилась еще одна «крамола» - вера в Бога. А в 1942-м Астахова поплатилась за нее по полной - была приговорена к расстрелу.
- Лишенцы - самая забытая категория репрессированных, но у нее все же есть шансы хотя бы потому, что она самая большая, - продолжает боровский донкихот. - А ведь есть и те, кто еще долго не дождется своего часа справедливости. Например, уклонисты и дезертиры Гражданской войны. Вот видите, и у вас от этого слова лицо стало как будто съели лимон. А на самом деле речь идет о людях, которые в Гражданскую отказались сражаться на стороне нового режима. Идти против своих, братьев и отцов. Просто отказались идти на братоубийственную войну. А вы бы пошли?
И только тут мне стало по-настоящему страшно. Потому что я поняла, что я дезертир. Потому что нет, не пошла бы. И сейчас, в наше смутное время, я только и делаю, что молюсь, чтобы не пошел брат на брата. Не стали бы мы от патриотического запала стрелять без разбора в тех, с кем у нас общая кровь. Не стало бы мне казаться лицо случайного попутчика в метро лицом Тимошки Матросова. И вдруг подумалось: не оттого ли все это так близко и реально, что на самом деле лишенцы - это мы? Потому что лишены права оправдать своих предков. Да что там. Просто знать правду, чтобы случайно не повторить беды...
Марина Алексеева