Да, давненько такого не было. К МХАТу им. Горького(!) приковано всеобщее внимание.
Отставка Татьяны Дорониной - это было очень громко. Но назначение - не менее важное событие. Если брать в расчет личность нового худрука...
НАША СПРАВКА
Эдуард БОЯКОВ
Продюсер, театральный режиссер.
Бывший гендиректор (более 10 лет) премии и фестиваля «Золотая маска», создатель (совместно с В. Гергиевым) Московского пасхального фестиваля, фестиваля современной пьесы «Новая драма», основатель и долгое время худрук театра «Практика», организатор (совместно с Захаром Прилепиным) Русского художественного союза.
«НАШ ЗРИТЕЛЬ НЕ БУДЕТ СМОТРЕТЬ БОГОМОЛОВА»
- Эдуард, прежде в этот театр захаживали?
- Редко...
- Спрашиваю, потому что такое ощущение, что эта махина долгие годы буквально простаивала. Во всяком случае, МХАТ им. Горького не был в числе, скажем так, обсуждаемых театров.
- С этим сложно спорить. Но надо понимать, что это сознательная тактика, которая была Татьяной Дорониной избрана.
- Сознательная тактика, чтобы о театре не говорили?
- Закрытости некой, да. Потому что действительно есть такой момент бесконечной погони театров за хайпом, как сегодня говорят. Мы должны придумывать какие-то поводы постоянно, а МХАТ решил этим принципиально не заниматься. Сосредоточиться на себе, выбрать форму полумонастырского существования. И я считаю, что в определенных фазах это полезно. Любому из нас полезно на время выскочить из публичности. И театру тоже.
Другое дело - что, конечно, это не может продолжаться всегда. И есть примеры очень для меня невеселые. Скажем, Анатолий Васильев, который в свое время заявил, что театр не должен существовать для зрителей. И театр Васильева был единственным театром в России, а может быть, и в мире, у которого в госзадании, в контракте с государством, не было записано, какое количество спектаклей он должен поставить.
- Но о Васильеве понимающие люди говорили как о гении. Наверное, за гениальность можно многое простить...
- Вы сами сказали - «понимающие». И эта довольно узкая прослойка очень часто решала за обывателя, кто является гением, а кто не является. Вот назначила такая диссидентствующая интеллигенция после сталинской эпохи великими поэтами Ахматову, Цветаеву и Мандельштама - они нами и воспринимаются как великие поэты. А, допустим, Васильев или Корнилов, продолжатели есенинской линии, народнической, которые во времена Сталина были не менее популярны, сейчас фактически забыты.
Может, они еще вернутся. Но то, что в свое время они не были назначены великими вот этой либеральной воинствующей интеллигенцией, - это факт...
А возвращаясь к МХАТу, я могу сказать, что свой зритель у театра есть, был и остается. Это зритель, который связан с теми идеями, с той идеологией, что в 1990-х проиграла Чубайсу и соответствующей культуре. И этот зритель не будет смотреть Богомолова. Категорически не будет.
Вообще, хочу сказать, что театральная поляна, она намного шире в смысле запроса зрительского. А у нас под зрительским запросом очень часто понимается только мнение той самой узкой прослойки.
- И тем не менее вы собираетесь выйти из тени, готовите некую трансформацию. В чем она будет заключаться?
- В поиске тем, спектаклей, режиссеров, драматургов, которые были бы интересны широкой публике. Но не обслуживали бы ее, как низкопробная попса, не опускались бы до уровня... Шнура, например, который обстебывает все, что можно. А говорили бы о главном. И языком понятным, открытым. У нас 1400 мест в зале. Это самый большой театр внутри Садового кольца. И мы не можем говорить, что мы - экспериментальный театр, с Богом разговариваем, а если вы ничего не понимаете, вы жлобы и лохи.
Мы должны быть не просто ближе к людям, а ближе к самым главным вещам в жизни. Должны показать, что вопросы совести, вопросы чести, вопросы семейных ценностей и отношений с родителями - они одинаковые и для академика, и для гастарбайтера.
- Так классика на все вопросы отвечает...
- От классики мы, конечно, не отказываемся, но мы должны найти темы, которые сейчас волнуют людей. Найти современных Чеховых, Горьких...
«БРОДСКИЙ СЧИТАЛ КРЫМ РОССИЙСКИМ»
- Захар Прилепин, которого одно время называли новым Горьким и который работает вашим замом по литературной части, не так давно вернулся из Донбасса, где был замполитом. Вы тоже туда часто ездили. Так понимаю, патриотическая направленность в вашем театре ставится во главу угла?
- Это в армии надо ставить во главу угла. В театре - это один из углов. И очень естественный. Это естественно нам быть патриотами, любить Россию. Любить людей, которые живут и работают в Донбассе, которые воюют за свою землю. Уважать людей, которые в Крыму сделали свой выбор. Это естественный наш выбор, он уже случился. Но размахивать этим флагом, заявлять об этом, хайпить опять же - это дешевая конъюнктура, никто не собирается этим заниматься.
- То, что вы перечислили, полностью совпадает с государственной идеологией. Но раньше, до 2014 года, вы, по-моему, придерживались других взглядов...
- Нет.
- Было ощущение, что вы такой успешный продюсер. Прозападный, пролиберальный. Нет?
- Любой мой близкий человек, любой друг - слава богу, их достаточно - скажет, что и в начале 2000-х я к Европе относился абсолютно негативно. К европейскому проекту политическому. И в семье об этом сказал, детям. Последний отпуск, который я провел в Европе...
- То есть настолько не любите?!
- Нет, правда, в отпуске был там последний раз, наверное, еще в начале 2000-х. А когда-то месяцами в Европе жил, в Америке по три тысячи миль за один раз мог проехать.
- Что же вдруг случилось?
- Смотрите, есть такая театрально-киношная фронда, антибуржуазная, она всегда была. Бертолуччи, Пикассо, Арагон и далее по списку. Они критиковали Европу, они ненавидели существующую политическую систему, буржуазную, замешанную на потребительстве. Но в начале 2000-х это все сместилось в либерально-левацкое поле. А сейчас выродилось абсолютно, вылилось во все эти разговоры о правах меньшинств. То есть в борьбе с тоталитаризмом европейское сознание, либеральное, сделало круг и обмануло само себя.
Дошло до отрицания институций, иерархий, обязанностей не только государства перед человеком, но и человека перед государством. То есть эти художники, которые в конце 1960-х курили траву на площадях Парижа и Амстердама, шли по пути отрицания и победили. Они повзрослели, пришли в политические институты. Они пришли, а предложить-то им нечего абсолютно, кроме вот этой мнимой свободы.
- А если бы сейчас были живы Бродский, Довлатов... да даже Высоцкий - те, которые отрицали тот наш тоталитаризм, им тоже нечего было бы предложить?
- Про Бродского, Высоцкого вообще вопросов нет. Если вы прочитаете того же Евгения Рейна, то он, являясь либералом-западником, писал, что, конечно, Бродский считал Крым российским...
- А при чем тут Крым? Все им мерится? Это что, для вас главное мерило?
- Да. И не только для меня.
- То есть некий водораздел, лакмусовая бумажка: наши - не наши?
- Вы знаете, да. Причем «не нашими» являются не те, кто говорит, что Крым украинский, отдайте срочно, это оккупация. Людей, которые так говорят, я уважаю намного больше, чем тех, которые так думают, но не говорят, которые просто себя обманывают. Дескать, «я не хочу, не заставляй меня говорить про Донбасс, ты ездишь - и езди».
«РАЙКИН И СОКУРОВ НЕ ПОНИМАЮТ, ГДЕ ЖИВУТ»
- Ну а как насчет утверждения, что любой художник должен быть оппозиционен к власти? Быть для нее, условно говоря, костью в горле?
- Ну это глупость. Художник может быть в оппозиции, может быть не в оппозиции. Главное - он должен не обслуживать власть. Вот о чем речь. Художник выше власти. Эта мысль Бродского была и остается абсолютно и моей мыслью. Власть как состояние, как субстанция, как сущность - значительно более преходящее. Художник апеллирует к более глубоким, более высоким сферам. Но иногда власть совпадает с художником. Как с тем же Захаром. Или с Лимоновым, который и в 1990-х говорил, что Крым наш, и в 2000-х. А потом и власть это поняла... А то, что художник обязательно должен быть в оппозиции, - это вульгарщина абсолютно. Позорная логика, которую нам навязывают антироссийские силы. Посмотрите в ютьюбе, как Бейонсе при Обаме поет гимн Америки...
- У них совершенно другие представления о патриотизме.
- У них они нормальные. Но они хотят, чтобы у нас этого патриотизма не было. Это геополитическая игра. Их игра. И когда мы начинаем говорить в антипатриотическом, антигосударственном духе, мы воду на их мельницу льем.
- К тому, что в последние годы происходит на «Золотой маске», как относитесь?
- Да никак не отношусь.
- Но вы ее практически создали. А сейчас на вашем фестивале о тоталитарной государственной машине, о наезде на искусство, о цензуре говорит Константин Райкин. И либеральная прослойка считает его или, например, режиссера Сокурова, который говорит похожие вещи, совестью страны...
- Это старомодная модель западного художника из 1960-х годов. И это люди, которые остались в своем детстве. Они вообще не понимают, где живут и что происходит. Что Запад и через них в том числе навязывает нам свои ценности. Или посмотрите шоу «Голос», просто включите Первый канал...
- Одни западные песни, если вы об этом.
- Ну конечно! А теперь войдите в интернет и прочитайте там не какое-то нытье либералов, а посмотрите, что я говорил в 2003-2004 годах. Когда делал большой фестиваль этнической народной музыки на «Золотой маске», я говорил о том, что самое страшное, что может произойти с русской культурой, - это если она потеряет свой мелос.
- То есть с вами как раз никакой трансформации не произошло - «каким он был, таким он и остался»?
- Нет, конечно, я изменился, естественно. И в отношении либеральных ценностей у меня не было той ясности, которая есть сейчас. Конечно, я верил в Запад, я был им очарован. Жил с ощущением, что действительно эта свобода нам что-то может дать... Ложное ощущение.
* Захара Прилепина называют новым Горьким
«БЕЗ ЭТОГО РОССИИ В ПРИНЦИПЕ НЕ БУДЕТ»
- Значит, патриотизм. А еще, так понимаю, национальная и православная идеи, да?
- Если пройдете по нашим коридорам, вы увидите иконы, которые стоят на актерских этажах. Не я их поставил. Но когда пришел руководителем, я заявил, что вот это точно неприкосновенно.
- И это для вас важно в театре?
- Безусловно. Невероятно важно! Не просто важно - это абсолютный позвоночник, фундамент. Если этого не будет - вообще не будет ничего. России в принципе не будет, ее размажут. Как нет сейчас монголо-татар, Австро-Венгерской империи... Так же не будет России, если мы потеряем вот это.
Бог наказывает, когда люди предают себя, свою веру, свои отношения с языком, с родной культурой. С пространством, в котором рождаются и смыслы, и символы, и слова, и словосочетания. Красота, музыка, мелос, поэзия - это все вещи, которые не могут существовать вне национальной культуры. Когда либеральные обманщики говорят о том, что национальное не должно превалировать, - это либо глупость просто, либо сознательный обман. Но они не учитывают одного простого безусловнейшего факта. Культура, любая большая культура - она национальна. И когда сейчас говорят о глобализме, универсальности каких-то ценностей, то на самом деле это неправда. Вот эта якобы глобальная культура - это даже не европейская культура. Это культура протестантской северо-западной Европы, которая была транспонирована на американский континент. Сейчас она оттуда нам навязывается. И вот этому я, как русский патриот, хочу поставить барьер, этому служу...
- Вы это как служение воспринимаете?
- Ну конечно.
- А это можно сравнить со службой в церкви, в каком-то приходе?
- В армии можно служить. И чиновник служит. И полицейский. Все можно сравнить. А уж театр - это вообще не обсуждается. Театр, он родился из церковной службы. Театр произошел из этого ритуала. Театр - это движение из алтаря к людям...
Я не учитель, не наставник, не проповедник, не пророк уж тем более. Но я счастливый человек. Потому что в моей жизни есть эта работа, я в нее верю, я этому служу...
Дмитрий Мельман.
Фото: Г. Усоева,
пресс-службы МХАТа.
