Илья Резник: «От Пугачевой не жду поздравлений»

- Илья Рахмиэлевич, юбилейный концерт у вас 31 марта, день рождения 4 апреля. Вы не суеверны, раз раньше времени отмечаете такую дату?
- Нет, 4 апреля у меня соберутся друзья, тогда и будем отмечать. А 31-го просто концерт - предъюбилейный, скажем так. Даже не знаю, будут меня со сцены поздравлять или нет... У нас ожидается много премьер: Эдита Пьеха споет новую песню, Иосиф Кобзон будет петь русскую версию My Way. Тамара Гвердцители, конечно, “Мой Париж” споет - песню Паулса. Премьера будет и у Маши Распутиной - “Дай мне надежду”, тоже с Паулсом написана...
- А сам Раймонд приедет?
- Нет, я не приглашал его. Раймонд очень тяжелый на подъем сейчас. Я звонил ему 12 января, поздравлял с днем рождения, так он радостно мне сообщил: “Иля, Иля, я больше не занимаюсь “Новой волной”. Я говорю (смеется): “Ты каждый год пишешь обличительные статьи и каждый год участвуешь в этом”.
- И у Паулса, и у вас последний год был богат на события. Скажите, многих друзей, с которыми отмечали 70-летие, не будет сейчас за праздничным столом?
- Ну конечно. Меняются взаимоотношения, меняются общие задачи. Когда люди смотрят в одну сторону, когда творят вместе, они становятся практически родными. А когда дорожки расходятся, то театр как бы умирает... Посмотрите, большинство театров живут 15-20 лет, потом уже превращаются в анахронизм - взять “Современник”, к примеру, или Таганку. Здесь точно такая же история.
- Умом это можно понять - верить только не слишком хочется. О расставании с кем жалеете больше всего?
- Я ни о чем не жалею. Всему свое время. И люди меняются, и песни меняются. И звучат по-разному, в разной интерпретации. Например, “Балет” у меня будет петь Хор Турецкого. Гениальное исполнение! А, скажем, “Сопрано 10” (это десять девушек) исполнит “Без меня тебе, любимый”. Приедет Лили Иванова, болгарская певица, - я две песни ей новые написал. Новых артистов выведу: Динару Алиеву, солистку Большого театра и Венской оперы; Александра Юрцевича, он будет петь “Яблони в цвету”...
- Новые песни, новые люди... наверное, так и должно быть. Но вы же понимаете, что ваше имя всегда будет ассоциироваться с песнями Пугачевой. Не ждете от нее поздравлений?
- Да как-то спокойно к этому отношусь. После всех перипетий, ее участия в акциях, направленных против меня, мне как-то все равно...

«НЕ НУЖЕН АЛЛЕ - ЗНАЧИТ, НЕ НУЖЕН»
- Вы знаете, я думаю, очень многие ждут какого-то хеппи-энда, вашего примирения.
- Да какого примирения?! Мы просто разошлись, у нас нет работы общей, общего дела. У нее свои интересы, свои бизнес-проекты. У меня нет бизнес-проектов - только творческие. У нас просто нет точек соприкосновения. У нее другие симпатии теперь, ее окружает молодежь. Все последние годы она говорила: “Ой, Илюшка, будет новая программа, надо перетереть”. Я жду, когда мы будем “перетирать”, - и без меня выходит программа, ни одной новой песни ей не написал. Ну не нужен, так не нужен. У меня есть другие исполнители и другие композиторы замечательные. Вот то, что я написал оперу “Декабристы” с Риккардо Коччанте, - это для меня самое дорогое. А одной песней больше, одной меньше... Я уже сделал для Аллы все что мог - 71 песню ей написал. Да, замечательные были песни, но все, надо двигаться дальше.
- В этот год много неприятностей с вами произошло. Можете назвать его самым неудачным?
- Нет, в смысле творчества он был удачным. Все эти дрязги, козни, сплетни и разборки мне не помешали. Наоборот, подвигали на сопротивление, я должен был как-то отвечать. И на ту травлю, которая была, я отвечал творчеством, новыми сочинениями.
- Но сейчас уже можете сказать о причинах этой травли и кто за всем этим стоял?
- Ну не надо, что тут говорить? Вы знаете, я недавно прочитал одну статью о Голливуде - там все счастливые семьи подвергались нападкам. Вот это общество всегда пыталось такие семьи разрушить: наполнить их жизнь сплетнями, домыслами, и часто это приводило к разводам. Люди, к сожалению, не любят наблюдать за счастливыми парами, у большинства это вызывает раздражение. Поэтому лучше вообще не показывать свое счастье. Счастлив ты - сиди дома и будь счастлив... Белый костюм тоже вызывает раздражение. Поэтому кому-то надо было придумать эти грязные истории. А последняя, про “грубейшее нарушение”, - это просто смешно. Люди пьяные выбегают из машин, за ними гаишники гонятся. И две недели придерживают эту информацию, потому что не дай бог испортить впечатление от “грубейшего нарушения” Резника, который заехал на разделительную черту, со скоростью 60 км/ч проехал двести метров...
- А это все звенья одной цепи, вы считаете?
- Думаю, да. Потому что у наших так называемых звезд есть прикормленные журналисты, прикормленные блогеры. А так с какой бы стати всю эту шумиху подняли? Уж, наверное, я куда больше многих других достоин проехать по разделительной полосе.
- Закон один для всех, Илья Рахмиэлевич.
- Это понятно. Но сейчас я езжу смирненько и наблюдаю, сколько машин и с какими номерами мотаются по этой разделительной.
- Все нарушают. Но нарушитель нарушителю рознь.
- В том-то все и дело! Лишь бы зацепиться за что-то. Потому что не за что цепляться. Все шесть лет, будучи председателем Общественного совета при МВД, я никого не лоббировал, всегда честно работал. Сейчас вышел из председателей, и тут же мы с Ирой поехали в Можайскую колонию, к женщинам, их было 600 человек. Устроили творческий вечер: я с ними разговаривал, мы читали, пели - какая-то отдушина была для них...
- А почему все-таки пришлось уйти из Общественного совета при МВД?
- Потому что... Все шесть лет аппарат общественного совета работал замечательно - мы подготавливали материалы, направляли их в различные инстанции. Посещали приюты, детские дома, встречались с семьями погибших сотрудников, помогали всем чем могли. А последнее время вообще ничего не было, никакой работы. Может быть, это было сделано специально, чтобы меня подставить, я не знаю. Теперь главное направление работы общественного совета - надзор над полицией, а из меня надзиратель плохой... Обо всем, что мы делали, я написал в открытом письме Владимиру Александровичу Колокольцеву. И как мотался по стране, и как с личным составом встречался: и в Ростове, и в Казани - где угодно. А два члена общественного совета - Алексеева и Гриб - после моего “грубейшего нарушения” выступили с возмущенными речами: дескать, надо собрать совет, обсудить это жуткое поведение... Я говорю: пожалуйста, недовольны - вот флаг вам в руки. Встречайтесь с личным составом, вдовами, мотайтесь по России, занимайтесь благотворительной деятельностью, а не болтовней... Так же в свое время травили и Никиту Михалкова с этими мигалками, когда он был председателем Общественного совета Мин­обороны. Он ушел с поста и что там сейчас?
- Ну, Михалков - человек отдельный, и недоброжелателей у него хватает. А вы когда успели нажить столько врагов?
- А потому что я часто в белом появляюсь! И еще мне один компетентный человек сказал, что существует такая организация, которая за пять - семь тысяч долларов гнобит в СМИ кого угодно. Мало того, неделю назад нам звонила одна дама, говорит: “Хотите, мы погасим это все?” Я сказал: “До свидания. Мы сами погасим, без вас”.

«ЖЕНИЛСЯ, ЧТОБЫ КОЕ-КОМУ ЗАТКНУТЬ РОТ»
- Как думаете, за что вас можно не любить?
- За успех. За любовь народа. За счастье в личной жизни. Ну и все, этого достаточно.
- А за то, что так любите быть в центре внимания?
- А кто не любит? Есть люди, которые говорят, что пишут для себя, что ничего им не надо... Ну для себя ты пишешь стихи - так и слушай их сам, не говори нам об этом. Мы даже знать ничего не должны: читай их в туалете, в ванной. Написал, почитал на ночь... Или сжег. И все! Чего ж ты ходишь по редакциям? Чего ж на радио звонишь, если для себя пишешь?..
- А для вас важно, чтобы услышали, увидели, восхитились?
- Увидели - не обязательно. Услышали - да, конечно.
- У вас сложился имидж импозантного мужчины, светского льва. Со стороны посмотришь: гордая осанка, подбородок кверху...
- Не-е-ет, это потому что у меня форма груди такая, строение. Один - сутулый, он скромный такой. А я... Нет, не потому что плюю на всех свысока. Наоборот, я очень застенчивый долго был.
- Серьезно? А многие думают: Резник самовлюбленный.
- Пусть думают, это их личное дело... Да нет, внешность обманчива.
- Илья Рахмиэлевич, а не пожалели еще о том, что так медийно, публично, красиво расписались с Ириной? Это же стало началом всех ваших проблем.
- Честно говоря, это был мой подарок Ире, которая все эти годы была в тени, страдала по-своему: что у нее нет статуса законной жены, что Максим Галкин в прессе мог называть ее сожительницей. В наших-то отношениях ничего не изменилось: как было, так и есть. А вот ради этого статуса, ради того, чтобы заткнуть рот кое-кому, и надо было сделать.
- Ирина 14 лет рядом с вами. Но прежде долгие годы вы ее имя не афишировали, даже скрывали...
- Потому что у меня был как бы официальный брак. В этом браке сын, и чтобы его не травмировать... Ну это сложно объяснить... В том браке уже давно ничего не было. Могу сказать, что пять лет последних с бывшей женой мы даже по телефону не разговаривали. Тем не менее я аккуратно содержал их, посылал все что мог. И когда мой адвокат Сережа Жорин взял копии платежей, я ужаснулся. Просто удивился, какая сумма была послана за все это время.
- Около миллиона евро, насколько я помню.
- Ну да.
- Вас сильно удивил этот голос из прошлого: когда в Москве появилась Мунира, когда начались все эти передачи?
- Ну как “удивил”? Она понимала, что у нас давно уже все в прошлом, что мы давно не живем. Развод, по сути, был формальностью. Мунира делала вид, что не получала повестки. Вот они использовали это как средство, чтобы на меня устроить травлю. Добровинский пообещал меня кастрировать - публично, на Первом канале заявлял. И другие какие-то нелицеприятные вещи, беспардонные из его слюнявого рта раздавались.
- Вы же за долгие годы не привыкли к таким словам в свой адрес, к такому отношению?
- Я не заслуживаю просто такого хамства. Как он сказал: “Может, лет на десять за мошенничество его посадим”, - это по поводу квартиры, которую мы давно продали и давно уже деньги раздали. Могу сказать, что столько оскорблений, проклятий, как за этот год (начиная с Добровинского и кончая последней гнусной кампанией по поводу разделительной полосы), за всю предыдущую жизнь не слышал. Но выдержал, вы знаете. У меня после Малахова было давление 220. А в этот раз я к неприятностям отнесся философски. Многое - из передач, из публикаций - просто не видел, специально не смотрел. Ира берегла меня от этой информации, ничего не давала читать, смотреть. На себя все взяла.
- Но обида осталась?
- Скорее неприятное ощущение. Могу сказать, что даже из МВД мне никто не позвонил, спасибо не сказал за шесть лет моей честной работы. Вот это, конечно, меня очень удивило... И даже не сообщили, принята моя отставка или нет, - я же написал заявление. Все как-то... мимоходом прошло.

«СЕЙЧАС ПИШУ ЛУЧШЕ, ЧЕМ 30 ЛЕТ НАЗАД»
- А у вас нет ощущения, что попали в опалу?
- Нет, это не опала. Я вам скажу, что при подготовке юбилейного концерта такую поддержку получил от правительства Москвы, от администрации президента, какой никогда не было. И Кремлевский дворец с удовольствием принял эту программу, очень мне помогают. Так что никакой опалы нет. Это все шебуршение вот этих самых... Тех, с кем я не очень хочу видеться.
- Во многих разочаровались за этот юбилейный год? Или устроены так, что и не очаровываетесь?
- Нет, я, к сожалению, очаровываюсь. В первую очередь это касается исполнителей, потому что должна быть какая-то творческая влюбленность... Во мне очень много добра, к сожалению, это вредит. Добра, доверчивости, очарованности. Когда очаровываешься человеком, начинаешь его любить, доверять свои тайны. А потом он тебя предает. Это просто человек, а об исполнителях и говорить нечего.
- Вас часто в жизни предавали?
- Ну это не предательство, я думаю, это сущность актерская, двуликость такая. Когда ты им нужен, когда им песни пишешь - они тебя любят, они тебя расцеловывают, они тебе звонят, интересуются твоим здоровьем. Как только получают материал, все забывают, говорят: мое творчество... Ну творческие люди: влюбчивые, ревнивые...
- ...на которых обижаться грех? Как дети малые?
- По-моему, да. Я-то обидчивый, конечно. Но надо понимать этих людей. Особенно певиц...
- А собственные дети в непростой момент поддержали?
- Дети? Вы знаете, у меня их пятеро и со всеми разные отношения. Я им всем желаю счастья, но встречаюсь крайне редко. У каждого своя жизнь, своя история. Артуру я помогаю, он в Америке до сих пор, хотя год уже без мамы, она здесь гуляет. Алисе помогаю - она в Берлине. Максим три пьесы написал, сейчас у него премьеры предстоят. Жене помог окончить коммерческий вуз, попросил своего друга сразу после окончания взять к себе адвокатом. Лене в Питере ипотеку выплачивал. Я их в основном поддерживаю...
- Ирину ваши дети как восприняли?
- Сложно сказать... У нас единственный был союзник - это Максим, конечно. Он и с Ирой общался, и какие-то советы ей давал. Остальные - вы знаете, все своей жизнью живут, мы мало на самом деле общаемся.
- Сколько у вас внуков, Илья Рахмиэлевич?
- Внуков трое.
- Но о внуках сложно с вами речь вести, потому что с Ириной, где бы ни появлялись, смотритесь настоящими молодоженами. Не обманчивое же впечатление?
- Нет, конечно. А как можно играть все время на публике, притворяться?.. А по поводу возраста могу сказать: на днях с Гергиевым встречался - он не поверил, что мне столько лет.
- Сами-то верите?
- Вообще, цифра ужасающая, конечно. Когда в молодости прочитал, что Чехов умер в 44 года, думал: боже мой, какой старик! Отлично помню эти свои ощущения. Сейчас, конечно, смешно. Но ничего - держимся.
- А 75 для поэта какой возраст?
- Вы знаете, есть поэты, которые пишут только в юности, выговариваются до тридцати - когда проходит лирическая юношеская романтика. Потом становятся прозаиками, пуб­лицистами. А есть люди, что называется, второй половины жизни, у которых дарование открывается позже. Думаю, это как раз мой случай. Первая половина жизни прошла в каких-то поисках: был театр, была бардовская песня, пародии, эстрада. А потом уже и книги появились, и пьесы, и мюзиклы, и оперы... Мне кажется, сейчас я пишу даже лучше, чем 30 лет назад. Вообще к 75 годам я понял, что не зря живу, что нужен. Разным людям - начиная от колонии Можайской и заканчивая Кремлевским дворцом. Ну а самое главное для меня, что я по-прежнему работаю и что по-прежнему это доставляет мне радость. Когда чистый лист передо мной, я говорю: “Боженька, дай мне”. Он мне пока дает...

Дмитрий Мельман
Фото FOTOBANK.COM