Гость первого заместителя главного редактора «Мира новостей» Андрея Авдонина не просто совладелец легендарного бренда «Ростсельмаш» и лидер Партии Дела. Он яркий представитель новой промышленной политики и непримиримый оппонент экономистов «гайдаровской школы».
Один из основателей холдинга «Новое содружество», президент ассоциации «Росспецмаш», председатель совета ТПП РФ по промышленному развитию и конкурентоспособности экономики Константин Бабкин убежден: снижение налогов, доступные кредиты и здоровый протекционизм позволят реальному сектору экономики России мощно заявить о себе в новой эпохе.
ГЕРМЕТИК, ПЕЧАТИ И ТАНКЕР С «ПАЛЬМОЙ»
- Константин Анатольевич, вы, как я понимаю, потомственный технарь, ваш отец Анатолий Бабкин - один из создателей баллистических ракет для подводных лодок и наверняка ваше решение поступать в Физтех было неслучайным?
- Да, гены инженера, думаю, передались по наследству - мне всегда нравились физика и математика. Я поступил в МФТИ и на факультете аэрофизики и космических исследований учился строить ракеты и изучать движение аппаратов в разных средах. Но я же искал себя и через время понял, что мне интереснее изучать полимеры, их образование, и перешел на факультет молекулярной и химической физики, который окончил в 1994 году.
- Если верить открытым источникам, первые шаги в бизнес вы начали делать уже в 1992 году, когда еще учились в институте. Хотели скорее самостоятельно начать зарабатывать?
- На моих глазах ракета-носитель «Энергия» и корабль «Буран» слетали в космос, и я знал студентов, которые ездили на НПО «Энергия» и участвовали в проектировании этих космических систем, а потом раз - и все это оказалось не нужно, перспективную программу «Энергия - Буран» свернули. Это было в начале 90-х.
Мои старшие курсы Физтеха пришлись на годы слома Советского Союза и его идеологии, на начало рыночных отношений - рушилась промышленность, в экономике начался жесткий кризис, зарплаты падали, люди выходили на улицу с протестами, шахтеры стучали пустыми кастрюлями по рельсам, показывая, что им нечем кормить семьи. Когда мы с однокашниками поняли, что при неработающей промышленности наука вряд ли будет востребована, решили заняться предпринимательством, как только представилась такая возможность.
- Что это были за возможности?
- Подрядились замазывать герметиком швы в стенах домов. За это неплохо тогда платили, и удалось кое-что заработать. Эти деньги вложили в фирму по изготовлению печатей. Они в те годы для регистрации кооперативов и открывающихся фирм нужны были многим. Для производства печатей приспособили пресс для оптоволокна, который был у моего научного руководителя. Бизнес шел на ура, но мы замахнулись на большее.
Тогда кризис на всех сказывался. Государство же бросило производителей на произвол судьбы, и мы занялись снабжением предприятий через бартер: у одних покупали их продукцию, продавали ее тем, кому она была нужна, в обмен на партию других товаров. Так нас вовлекло в масложировую промышленность - обеспечивали дефицитным сырьем мыловаренные заводы и фабрики по производству косметики. Отдушки, жиры, глицерин и прочую химию привозили из Европы, а из Малайзии пригнали целый танкер с пальмовым маслом.
- Что-то подсказывает, что процесс «купи-продай» был лишь переходным этапом к более серьезному делу?
- В 1996 году я и двое моих друзей по Физтеху учредили акционерное общество, которое сейчас называется «Новое содружество», и заработанные к тому времени несколько сотен тысяч долларов решили инвестировать в развитие какого-нибудь предприятия в обмен на его акции.
Переговоры велись с руководством нескольких заводов в разных городах, но подписанием договора закончились только переговоры с московским заводом, производившим хозяйственное мыло. Причем очень плохого качества и вообще без упаковки. Мыло продавалось неприглядными коричневыми брусками. Мы пригласили технолога из Нижнего Новгорода, купили ей квартиру в Москве, и она наладила нам технологический процесс, в результате которого на рынке появилось качественное мыло, упакованное в красивую обертку.
Дела на заводе пошли в гору. Довольно быстро объем продаж «Нового мыловара» достиг 25 миллионов долларов, он стал крупнейшим производителем и продавцом мыла в стране. Мы поняли, что нам нравится выводить промышленные предприятия из кризиса, продали успешный завод и начали искать новый объект для инвестиций.
- Желание попробовать свои силы в более крупном бизнесе понятно, и смею предположить, что уже тогда вы нацелились на Ростсельмаш. Но почему выбрали Ростов-на-Дону? В Москве и других городах поближе к столице не было упадочных производств?
- До Ростсельмаша был еще один завод, но да, тоже в Ростове-на-Дону, хотя мы не искали предприятие именно в этом городе. Просто так сложились обстоятельства. Мы искали не просто завод, который хотим вывести из кризиса, а завод, который производил бы хоть какую-то конечную продукцию, имел доступ на рынок и был бы нам по карману.
Мы разослали по стране письма, в которых честно написали: «У нас есть столько-то денег, хотим вложить в ваше предприятие». Нам ответили из Мордовии, Самарской области и Чебоксар, но только в Ростове-на-Дону все сложилось. Это была компания «Эмпилс», производившая лаки, краски и оксид цинка.
Здесь мы действовали, как в Москве, - вложились в рекламу, вместо обезличенных кодов дали краскам красивые названия и сделали яркими банки. Уже через шесть лет, в 1998 году завод начал приносить солидную прибыль, стал крупнейшим в России, а нам снова захотелось испытать себя.
НА ПОЛЯХ – НАША ТЕХНИКА
- Решение прийти на знаменитый комбайновый гигант как на объект для очередного антикризисного управления было осознанным или случайным?
- Скорее, случайным. У нас были деньги, опыт, команда, и мы начали присматриваться к автомобильным, тракторным и авиационным заводам, но все срослось только с Ростсельмашем и то лишь благодаря событиям, никак от нас не зависящим.
В конце 90-х годов у российских властей были планы отдать завод американской машиностроительной компании John Deere, чтобы та на базе Ростсельмаша собирала свои комбайны, что неминуемо привело бы к абсолютному контролю иностранцами российского рынка сельхозтехники. Такое произошло, к сожалению, с автомобильной отраслью. Все было готово для подписания контракта, но в это время, в марте 1999 года, председатель правительства Евгений Примаков полетел в Вашингтон, чтобы после случившегося в России дефолта договориться о получении кредита от Международного валютного фонда и решить ряд вопросов по финансированию совместных с американцами проектов. Подлетая к Канаде, Примакову сообщили, что НАТО неизбежно начнет военную операцию в Югославии, и он велел развернуть борт в Москву.
Знаменитый «разворот над Атлантикой» показал миру, что ни одна геополитическая проблема не должна решаться без мнения России, а заодно сорвал сделку с американцами по Ростсельмашу. Наша команда оказалась самым реалистичным вариантом в ситуации, когда надо было спасать завод. Его руководство и тогдашний губернатор Ростовской области Владимир Чуб сказали нам в шутку, но с долей правды: «Вы, конечно, чудаки, вам такую махину не поднять, там все очень безнадежно. Но если вы, ребята, рветесь в бой, дерзайте!» Уже четверть века чудные ребята дерзают и довольно успешно: за счет крупных инвестиций нам удалось в кратчайшие сроки провести модернизацию производства и расширить линейку производимой заводом продукции.
- Ростсельмаш - один из ключевых активов ассоциации «Росспецмаш» и холдинга «Новое содружество», а какие достижения завода вы считаете главными?
- Главное достижение - что завод работает. Давайте посмотрим, какое еще предприятие в стране производит такой объем техники для гражданского сектора экономики, как Ростсельмаш? Да, у ГАЗа своя ниша рынка среди малых грузовиков, но она все равно сильно недотягивает до уровня, который занимаем на рынке мы.
Если в 2000 году завод выпускал три модели комбайнов, то сейчас под брендом «Ростсельмаш» производится 150 моделей аграрных машин, дорожно-строительной и другой техники, а также оборудования для сельскохозяйственных операций. Их с конвейера в год сходит от 3,5 до 6 тысяч единиц, и хотя далекие от сельского хозяйства россияне не видят комбайны каждый день, с гордостью скажу, что сегодня 70 процентов техники, которая работает на отечественных сельхозполях, наша.
Также мы выпускаем уже третье поколение машин, а в октябре на специализированной выставке в Москве покажем четвертое поколение техники и первые модели телескопических и фронтальных погрузчиков.
Компания располагает собственным центром инноваций, экспериментальной базой, современным производством полного технологического цикла и сейчас строит уникальный испытательный полигон для аграрных машин, строительной техники и современного лабораторного комплекса.
- Есть чем гордиться! Однако предположу, что заводу на сегодняшний день пока не удалось, как сейчас говорят, импортозаместиться на сто процентов, поэтому, наверное, вам стало сложнее работать после начала СВО и введения западных санкций?
- Негативное влияние западных санкций Ростсельмаш полностью преодолел еще до спецоперации, так что в нынешних условиях мы не зависим от воли президента США или лидеров других западных стран. Уже в 2022 году завод поставил на рынок техники больше, чем в 2021-м. Пожалуй, западные санкции повлияли только на экспорт нашей техники. Раньше мы поставляли ее в 40 стран мира, а сейчас в 20. Нам сложно работать не из-за санкций, цены на нефть или на газ, а из-за действий правительственных чиновников, у которых в приоритете по-прежнему сырьевая экономика, а не реальная, поэтому нам всегда приходится работать не благодаря, а вопреки.
Если в первой половине 2000-х удавалось держаться за счет советского наследия и наши комбайны были дешевле западных, а российским аграриям было выгодно их покупать, то дальше становилось все сложнее и сложнее. Было время, когда мы думали, что придется распустить огромный коллектив, а завод закрыть.
- Как вам удалось выбраться из ситуации, грозившей крахом?
- Просто на завод приехал Владимир Путин и принял решение поддержать нас. Пошли субсидии от государства, которые позволили нам выйти из кризиса. Тогда мы выжили, но пришла другая беда - вступление страны в ВТО, которой сильное машиностроение в России было не нужно. Металл из страны массово стал продаваться за границу, а на внутреннем рынке он так подорожал, что производить комбайны стало экономически невыгодно. Наша доля на рынке упала с 50 до 25 процентов, сельхозтехника дорожала и не могла конкурировать по качеству с немецкой или американской. Во время мирового кризиса 2008 года нам пришлось тысячами увольнять людей. Это было тяжело психологически.
- В Америке, Европе и Китае для всех участников сельхозпроизводства есть льготы, и государства их поддерживают мощными субсидиями. При таких разных возможностях не то что конкурировать, выжить-то сложно. Что за чудо произошло на этот раз и как удалось остаться на плаву?
- Когда денег стало катастрофически ни на что не хватать, мне пришлось уйти в общественную жизнь. Я как заведенный на всех уровнях власти говорил о нечестной конкуренции, высоких кредитных ставках и налогах, заоблачной цене на металл и, наконец, убедил и правительство, и президента в необходимости системных мер поддержки сельхозмашиностроения и сельского хозяйства.
С 1 января 2013 года заработала, к примеру, «Программа 1432» (по номеру постановления Правительства РФ №1432 от 27 декабря 2012 года. - Прим. «МН»), по которой пошли значительные субсидии в отечественное сельское хозяйство и в сельхозмашиностроение. Благодаря этому наша отрасль снова стала двигаться вперед.
- А как удалось решить проблему дорогого металла?
- Никак. Только один пример приведу. Мы решили, что не будем закупать ничего в Китае, а попробуем полностью локализовать производство в России. В феврале этого года Ростсельмаш запустил завод трансмиссий, в который за пять лет вложил кучу денег, но оказалось, что он не имеет вообще никакого коммерческого смысла: когда мы начали производить для экскаватора шестерни из отлива грубого металла, экономя на обрабатывающем инструменте и на общезаводских издержках, на выходе детали обошлись нам в 2,5 раза дороже, чем такие же, произведенные в Китае. Не на 2,5 процента, не на 25 процентов, а в 2,5 раза!
Получается, мы продаем в Китай металл, а потом он к нам возвращается в виде экскаваторов, которые в разы дешевле российских аналогов. Вопрос на засыпку: какую технику нашим аграриям будет выгоднее купить - российскую или китайскую? Второй вопрос: как нам конкурировать в такой ситуации?
- И даже госсубсидии не в силах здесь помочь?
- Могут, но чтобы получить субсидию, надо собирать технику из деталей, которые ты должен производить сам, - те же шестерни, оси, редукторы для осей, коробки передач и
т. д. Только это нерентабельно и не имеет смысла, ведь дешевле купить готовую деталь за границей. Но правительство говорит: вы должны производить сами, иначе не видать вам субсидий. Я двумя руками за локализацию производства и за технологическую независимость, но стоимость металла, стоимость кредитов и размер налогов приводят к тому, что локализация происходит через насилие и вопреки экономической логике. Поэтому мы и просим изменить экономическую политику.
НЕЛЬЗЯ БЫТЬ СЫРЬЕВЫМ ПРИДАТКОМ ЗАПАДА
- Я правильно понимаю, Константин Анатольевич, что логика произошедших событий подтолкнула вас к созданию Партии Дела?
- Да, но не только. Опыт работы на производстве показал, что успех бизнеса на 50 процентов зависит от того, что мы делаем на заводе, и на 50 процентов - от условий, которые от нас не зависят и создаются за стенами предприятия: повышения или снижения налогов, принятия правительственными чиновниками критериев, дающих право на получение субсидий, отмены или введения пошлин на импорт техники и т. д.
Мы не в силах повлиять на те или иные решения, но можем донести до общества и чиновников, что такие демографические, социальные, политические и миграционные проблемы, которые сейчас есть в стране, можно решить только через развитие промышленности и создание условий для созидания. Меня выкинуло из науки, потому что рухнула промышленность. Я стал делать печати и мазать швы на домах, потому что Чубайс и Гайдар сказали: «Производить ничего не надо, будем экспортировать нефть и газ, а все остальное купим».
Заложенная системными либералами в 90-е идейная установка чудесным образом все еще живет в умах отдельных представителей власти, которые по-прежнему уверены, что надо не созидать, а экспортировать ресурсы, и будет нам счастье.
- Но президент же постоянно делает акцент на том, что надо производить в России большую часть товаров и экспортировать их, а не сырье.
- Риторика президента о технологической независимости правильная. Вопрос в том, кто и как продвигает на практике озвученное главой государства. Посмотрите на налоговую политику, на внешнеторговую политику, на политику ЦБ - такое впечатление, что все делается для того, чтобы кредитование производства стало невозможным от слова «совсем». Для многих до сих пор «голос бизнеса» — это бюро Российского союза промышленников и предпринимателей. Они на международном уровне, у них миллиарды, у них яхты, а значит, ребята серьезные. А Бабкин со своими заводами - мелочь, несерьезно, потому что ему не хватает денег и он все время их просит.
Только мы не просители денег! При нормальной кредитной и налоговой политике мы - приносители денег и создатели благ. Надо слушать наш голос, голос тех, кто, несмотря ни на что, продолжает что-то производить - делать столы, шить рубашки, выпускать технику.
- Когда больше 10 лет назад вы участвовали в создании международного Московского экономического форума (МЭФ), какие идеи в него закладывали и каким видели результат деятельности форума?
- Тогда было много форумов - Питерский, Сочинский, Приморский. Все они ориентировались исключительно на вопросы и проблемы бизнеса. А был Гайдаровский форум - идеологический. Он был носителем парадигмы, которую продвигали Гайдар, Кудрин и Чубайс. Они довольно успешно убеждали власти, что Россия может встроиться в мировые производственные цепочки, продавая за границу нефть, газ, уголь, металлы, древесину. Открыто не озвучивалось, но, по мнению этих идеологов-либералов, путь России - стать сырьевым придатком Запада, а заводы, фабрики и сельское хозяйство ей не нужны.
МЭФ - площадка для экономистов, практиков, общественных деятелей и патриотов, имеющих альтернативную точку зрения на экономические процессы и продвигающих идею здорового протекционизма, ограничивающего ввоз импортных товаров и поддерживающего производство аналогичных товаров внутри страны.
Если раньше для многих чиновников в правительстве «промышленная политика» звучало как ругательство, то сейчас это респектабельное словосочетание. Принят закон о промышленной политике, появляются меры поддержки производств, Фонд развития промышленности выдает льготные кредиты, увеличилась поддержка сельского хозяйства, появились меры поддержки экспорта промышленной продукции... Все это я записываю в том числе в актив Московского экономического форума. Мы пока не победили, но какой-то кусочек идеологии отгрызли. И результат виден - промышленность и сельское хозяйство живы, ставят рекорды и готовы к новым.
- Спасибо за интервью. Будем следить за тем, как реализуются ваши мечты, и верить, что ваши усилия и ваши идеи сделают Россию процветающей в ближайшем будущем.
Фото: РИА Новости/С. Пивоваров.
