Народная артистка России, руководитель Театриума на Серпуховке, сильная женщина Тереза Дурова рассказывает нашим читателям о своих амбициях, страхах и завистниках.
Циркачка в четвертом поколении, представительница легендарной династии Дуровых. Когда-то слонов дрессировала, теперь все больше занимается людьми: руководит Театриумом на Серпуховке, ставит спектакли, проводит детские фестивали. Дел невпроворот, но Тереза Ганнибаловна не жалуется. Она из тех, кто пытается объять необъятное. И, кажется, все успевает. Ее правила жизни - не для всех. Только для самых деятельных и энергичных.
О РАБОТЕ
- Без работы я не могу. Все-таки должна быть у человека какая-то мотивация, какая-то цель в жизни. Моя мотивация - это театр. Я его придумала, я сконструировала. И только я несу ответственность за людей, которые там работают. Да, у меня много дел, порой засиживаюсь в театре допоздна, недосыпаю. Но обижаться тут не на кого. У меня нет начальника, директора, какого-то строгого дядьки с палкой, который следит за тем, когда я пришла и когда ушла с работы. Это мой выбор, и совершенно осознанный - уж так устроена.
Если на минутку представить, что я лишусь этой работы, то завтра, наверное, буду лучшим дворником в Москве. Или стану биться за звание лучшей уборщицы в подъезде. Как-то с мужем поехали за город, смотрю: на станции стоит тетка, продает картошку. «Эх, Сереж, - говорю, - уехать бы ото всех, спрятаться. И вот так стоять здесь и продавать картошку». На что мой муж отвечает: «Тереза, пока ты не добьешься, что половина Москвы будет ездить на эту станцию и смотреть, как какая-то придурошная торгует картошкой - под музыку, в каком-то непонятном одеянии, - ты не успокоишься». Понимаете, это просто такая жизненная позиция. Если я хочу жить интересно, весело, продуктивно, - меня никто не остановит.
ОБ ИДЕЯХ
- Одна идея родилась у меня, когда я упала лицом в лужу. Дело было, когда еще училась в цирковом училище, и была только в самом начале режиссерского пути. Я очень страдала по поводу того, что не могу справиться, что мне ничего не приходит в голову. А нужно было сделать что-то интересное, ни на что не похожее... Сын тогда еще был маленький, я ехала к нему на дачу, чтобы отвезти продукты. По дороге к дому надо было перейти большую лужу, через которую на двух кирпичах лежала доска. Я встала на эту доску, она подо мной сломалась, и я лицом плюхнулась в лужу. Лежу в грязи, - а перед глазами все действо: с музыкой, с решением. И, знаете, получился замечательный номер девочки, которая ходит по проволоке.
После третьего класса мы уехали из Баку. Это ведь прекрасный город, благополучный. Мой дедушка был директором большого магазина, состоятельный человек. И после всей этой прелести, идеальной жизни с боннами-гувернантками в огромной квартире я попала в цирк к маме с папой. На конюшню. И очень быстро забыла все прелести бакинской жизни, включая акцент. Меня привезли из Баку в платье из тафты с огромным бантом, а через год я без всякого сожаления нашла этот бант в клетке у обезьяны. Потому что мы, Дуровы, абсолютно без звездной пыли в башке и больше времени проводили на конюшне как конюхи, нежели переодевались и выступали перед публикой.
А потом пришло время, я вышла замуж за нециркового человека, а я и привыкла, что каждые три месяца переезжаю из города в город, из гостиницы в гостиницу, а тут мы оказались втроем с ребенком в маленькой квартире, вообще не понимая, что такой быт бывает. Было тяжело. Я ездила к трем вокзалам слушать шум поездов или в аэропорт почувствовать его запах, смотрела, как люди с чемоданами ходят. Но попсиховала и взяла себя в руки. Потом нужно было поступать в ГИТИС, и это оказалось совсем непросто для человека, который за 10 лет проучился в 69 школах. Ломка была ужасная. Закончив институт, я стала преподавать, отлично помня слова отца: «Хорошо, что со своим именем и отчеством ты выступаешь в цирке, а не работаешь учительницей. Представляешь, какой бы был кошмар?» И вот стою я перед студентами, говорю им: «Здравствуйте, меня зовут Тереза Ганнибаловна», и чувствую ком в горле. Но тоже справилась.
Могла я себе представить такие повороты судьбы? Никогда, ведь у цирковых артистов жизнь расписана по годам: тогда-то стану заслуженным артистом, тогда-то народным… А я со словом «никогда» уехала с цирком на гастроли в Израиль и Германию - как режиссер! Создала сначала театр клоунады, потом трансформировала его в музыкальный, следом в музыкально-драматический для всей семьи, трижды он менял название…
А вот во сне ничего почему-то не приходит. Может, потому что сплю мало - иногда всю ночь что-то записываю, записываю. Даже снотворное не помогает.
О СЕМЬЕ
- Семья для меня - не тихая гавань, не отдушина. У меня нормальная семья. В том смысле, что, когда надо, она тихая, а когда не надо, - совсем не тихая. Дело в том, что в моей семье все очень заняты. Поэтому, когда встречаемся вечером или через три дня на четвертый (а такое тоже бывает), мы безумно счастливы видеть друг друга, и нам есть, что рассказать.
Когда меня спрашивают, что важнее: семья или работа, - честное слово, не знаю, что ответить, просто не провожу такую градацию. Но одно знаю наверняка: если завтра я очень сильно понадоблюсь дому, то на работе всем скажу: ребята, до свидания. И я уйду. На время, конечно. Смогу себе это позволить, и ничего с театром не случится, у меня там хорошие тылы. Это отлаженная машина, не сломанный автомобиль. И мне не придется никому объяснять: я ухожу, но, ты знаешь, у меня тут двери не закрываются, карбюратор барахлит, и со свечами что-то не в порядке. Моя «машина» довольно долго просуществует без меня, в этом абсолютно не сомневаюсь. И я считаю это своим достоинством, как руководителя, а не недостатком.
О СИЛЕ СЛАБОГО ПОЛА
- Не могу сказать, что у меня мужской характер - во мне достаточно много женского, и, по-моему, я этим с успехом пользуюсь. Потом, я достаточно мягкий человек - 38 раз отмерю, прежде чем принять решение, ни на кого никогда не кричу, не ору на репетициях. Для меня театр как дом, здесь у меня все чистенько, аккуратненько, все разложено по полочкам…
Да, слабый пол сейчас стал сильнее, есть такая тенденция, и в моей команде, которая, скажем, делала наш мюзикл «Летучий корабль», - масса женщин. Но у этих женщин замечательные семьи, мужья: там, где надо, они слабые, а где надо, - сильные, в профессии, прежде всего. Это не нужно путать: работу и дом. И я не согласна с утверждением, будто сильные женщины притягивают к себе слабых мужчин. Ко мне, например, слабые мужики никак не притянутся. Рядом со мной те, кому то, что я делаю, - интересно, кому по кайфу, и кто силен. Мы летим с такой скоростью, что крылья должны быть очень крепкими. Поэтому все мужчины вокруг меня - моя опора: и актеры, и муж, и сын. Я плохо себе представляю, что бы могла сделать со своими амбициями, если бы рядом не было настоящих мужиков.
В нашей династии уже пять поколений, братья Анатолий и Владимир Дуровы - из дворянского рода, который берет свое начало, страшно представить, в XVI веке. Судьба их закинула в цирк, сейчас не буду перечислять, по каким причинам… Сначала они были, грубо говоря, два брата-акробата, а затем стали заниматься клоунадой и дрессурой. В конечном итоге ветвь Анатолия Дурова осталась в цирке, а Владимир Дуров открыл на Божедомке театр, который вы сейчас знаете как Уголок дедушки Дурова. Я же правнучка Анатолия Дурова и первая из его потомков, кто ушел из цирка в театр.
На меня возложена ответственность еще в момент рождения, понимаете? И когда родители назвали меня Терезой Ганнибаловной, они тоже наложили такую ответственность, что дальше некуда. Я на всех своих спектаклях выхожу к зрителям в фойе, и как-то раз одна девочка сказала мне, что ходит только к нам, потому что в других театрах маленьких зрителей не уважают. Я поинтересовалась, как это так? «Не во всех театрах такие удобные туалеты», - ответила девочка. У современных детей другое ощущение себя в пространстве, им нужно, чтобы туалет был чистый, красивый, чтобы бумажное полотенце было качественное, чтобы музыка играла. Гардероб должен работать таким образом, чтобы за 15 минут одеть и раздеть тысячный зал. Детскую зимнюю обувь нужно куда-то сложить, удобно посадить совсем маленького ребенка… Вот с этого, на самом деле, начинается ответственность, а потом уже открывается занавес.
ОБ АМБИЦИЯХ
- Амбиции, конечно, могут быть во вред. Если это нездоровые амбиции. Но если амбиции используются, как топливо для дела, - все только в плюс. Мои амбиции - исключительно здоровые, реальные, осязаемые, они не простираются в неведомые небеса. Я стою не на куске ваты - на твердой почве, которую сама себе выстроила. И передо мной достаточно высокая лестница, где я вижу каждую ступень. Знаю, что хочу сделать завтра, послезавтра. Понимаю, куда веду театр и людей.
Наверное, я слишком амбициозна, и перед Богом такая самоуверенность - грех. Но, знаете, не так давно я смотрела передачу про одну бабушку, которой 95 лет. Такая, знаете, шустрая старушка. Она рассказывала, как посадила какое-то очень экзотическое дерево, и очень радовалась тому, что через сорок лет оно принесет плоды. Журналист удивился: «Что вы, какие плоды через сорок лет?!» Но старушка стояла на своем: «Плоды через сорок лет, - это же так замечательно!» Может, когда-нибудь я стану такой же...
ПРО ОДИНОЧЕСТВО
- Нет, мне неведомо такое ощущение. По-моему, «одинокие люди» - это либо бравада, либо любовь к одиночеству. Потом, существует же такое клише, что театральный режиссер, актер - это тонкая душевная организация, что творческого человека обижать нельзя, что они не такие как все… Но мне кажется, одинок тот, кому никто не нужен, - соответственно, он не нужен никому.
Для меня выйти к зрителям - это как дышать. У мамы всегда было много всяких творческих встреч, и она очень любила разговаривать с людьми. Ее приглашали в школы, к ветеранам, в дома престарелых, в больницы. К тем людям, которые не могли прийти в цирк, мама приходила сама. И всегда она была эдаким солнцем, которое врывалось в серые будни. «Сейчас я вам про слонов расскажу!» - начинала она и не останавливалась часа полтора-два. И все, что она говорила, было интересно. В какой-то момент она начала брать меня с собой и передавать слово: «А теперь вам расскажет моя дочь». К счастью, грамотная речь, хорошая дикция, поставленный от природы голос - отличительная черта Дуровых. Так что и у моего сына Артема, и у внуков прекрасный генетический код.
Мне нужны все - наверное, поэтому и я многим нужна. Вот заходит ко мне в кабинет человек, и я вижу: с ним что-то не так. Обязательно спрошу: «Что с тобой?» Он ответит: «Голова болит». - «А ты давление мерил?» То есть через минуту уже я буду мерить ему давление, и если мне что-то не понравится, я вызову «скорую». Один вообще мне как-то сказал: «Да ну тебя! Я зашел просто чаю попить, не хочу я никакую «скорую». А я уже в него вцепилась: нет, говорю, надо!
ПРО СТРАХ
- Страх для меня - это только болезнь близких, и больше ничего. Конечно, я испытывала такой страх - у меня мама слепла, я знаю, что это такое. И когда кто-то заболевает: родственники, дети, животные - испытываю не просто страх, а страх панический. Должна ведь что-то делать, а я не знаю, что. Вот это действительно страшно. А за себя у меня страхов нет.
Понимаете, у моей семьи большая история, и я благодарна родителям и бабушке за то, что мне очень много рассказывали. Когда-то моя семья была довольно богата: роскошные дома, известность, популярность - все в бриллиантах. Но потом настал момент абсолютной нищеты - остались просто с голой задницей на улице. Моя бабушка жила в доме престарелых артистов цирка, мама получала крохотную зарплату. При этом никто не возводил это в ранг какого-то несчастья, материальные потери не воспринимались как нечто страшное. Некогда было горевать - нужно было действовать. Расскажу вам такую историю: однажды в моем номере разбился мальчик-актер - получил очень тяжелую травму во время представления в Тель-Авиве. Да, наверное, можно было кричать: ужас-ужас, биться в историке. Только я была занята другим, думала, что можно сделать, чтобы преодолеть его болезнь. Понимаете, если рядом с тобой лежит человек, который может умереть от пролежней, то ты либо плачешь, либо переворачиваешь его каждую минуту. И тут надо выбирать…
О ЗАВИСТИ
- Это потрясающее чувство - опять же, если использовать его как топливо. Но если питаться завистью, то можно отравиться. Завидуют ли мне? Честно скажу: не знаю. Но каждому, кто считает меня везунчиком по жизни, и испытывает зависть, могу сказать: «Ты мне завидуешь? Не вопрос - вот тебе ключи от моего кабинета, мой день, мои задачи, которые нужно решить, мои проблемы - от актеров до канализационных труб, которые лопнули…» Вообще, это «пахота» называется. Другое дело, что я не люблю сидеть и жаловаться: «Боже, как я устала…» И при этом, поправляя седую прядь, говорить: «Принеси мне чашечку кофе, если не выпью, я сейчас умру…»
ПРО УДИВЛЕНИЕ
- Меня поразило знакомство с шведским и итальянским театрами, их отношение к детям, тот покой, когда они разговаривают с маленькими зрителями. Когда смотрела, испытывала тихую зависть…
Меня удивляет все, что связано с техникой. До сих пор с большим трудом отправляю смс-ки: на одних телефонах получается, на других нет. Вообще не понимаю, что такое флэшка. Мои мозги отказываются понимать, как на этой маленькой штучке умещается весь мой спектакль.
Но больше всего изменило мою жизнь появление внука. Каждый раз, когда сталкиваюсь с ним, понимаю: для меня это пока не открытый шлюз, просто космос какой-то. Но вхожу в него я с огромным удовольствием и трепетом. Может, еще чего-то пойму. Что-то, наверное, самое важное…
Беседу вела
Инесса Игнатьева
Фото: Агентство «Москва»
