В Москве прошла шумная презентация нового российского боевика с сильным религиозным уклоном «Иерей-сан. Исповедь самурая». Кажется, наши киношники, уставшие от провалов отечественного кино в прокате, взяли на вооружение аляповатые, но действенные методы раскрутки из шоу-бизнеса.
Так, под фотовспышки и свет софитов телекамер голливудский актер японского происхождения Кэри-Хироюки Тагава, сыгравший в этом фильме главную роль, заявил, что просит российское гражданство. До этого Кэри-Хироюки Тагава принял православие. Что это — часть пиара новой картины или насущная необходимость, выстраданная на съемках? В этом разбирался наш кинообозреватель.
Фильм «Иерей-сан. Исповедь самурая»: в поисках аналогий
Завязка сюжета в фильме «Иерей-сан...» поначалу кажется оригинальной. В полуразрушенный храм богом забытой деревушки Глубокое Ярославской области приезжает новый настоятель отец Николай или Накамура, ибо он японец и сбежал из исторической родины от японской мафии якудза, с которой был тесно связан. Каким макаром гражданин Японии вдруг затесался в штат российских священников, да еще получил приход в европейской части России? Об этом деликатно умалчивают сценаристы фильма, среди которые значится Иван Охлобыстин, в прошлом тоже служитель культа. На этом, собственно, оригинальность истории себя исчерпывается.
Дальше зритель без труда погрузится в хорошо знакомые миры, созданные, правда, уже давно и другими людьми. Японская часть повествования напомнит фильмы Такеши Китано с его стильными мафиози в черных костюмах и безупречно белых рубашках и брызгами крови из отрубленной головы провинившегося бандита. А российская часть фильма «Иерей-сан...» кажется калькой из мелодрам незабвенного Евгения Матвеева «Любить по-русски-1, 2, 3»: дельцы гонят крестьян с их земли, в которой найдены полезные ископаемые, а деревенские дружно бросают пить и дают отпор как зажравшимся властям, так и подкупленным правоохранительным органам.
В 90-е Матвееву казалось, что народное единение уместно вокруг бывшего партийного функционера. В наши дни таким лидером в фильме «Иерей-сан. Исповедь самурая» выведен деревенский поп из приезжих. Пусть он плохо говорит по-русски, зато хорошо понимает мятежную русскую душу, да и свою открывает с готовностью, что сразу преображает морально-нравственную атмосферу в деревне, как по мановению волшебной палочки. Присутствие в кадре Петра Мамонова, за которым тянется шлейф звездной роли старца из «Острова» Павла Лунгина, должно придать дополнительную духовность повествованию — его герой-охотник то и дело изрекает максимы и резонерствует за жизнь. А сцены с чудесным усмирением дикой медведицы в лесу и установкой старого колокола на церковную колокольню должны поднять повествование до уровни притчи с назиданием «Как нам обустроить Россию». Но если эти киношные рецепты так просты и очевидны, то почему же они до сих пор не срабатывают в жизни?
Финальный пласт сюжета ясно навеян фильмом Люка Бессона «Малавита». Только у Бессона это комедия и едкая сатира на французскую глубинку, поэтому воспринимается с определенной долей условности. А в фильме «Иерей-сан. Исповедь самурая» на полном серьезе показано, как бригада киллеров-наемников приходит в деревню, чтобы убить всех жителей от мала до велика и сжечь их дома. Это уже перебор даже для лихих 90-х, на которые кивают авторы фильма.
Что же там, за кинокадром?
На пресс-конференции в ИТАР-ТАСС Иван Охлобыстин посетовал, что многие сюжетные линии и сцены, прописанные им в сценарии, не вошли в окончательный вариант фильма «Иерей-сан...», и рассказал журналистам, какой чудесный замысел фильма был у него изначально. Возможно, если бы в режиссерском кресле сидел не 26-летний Егор Баранов, а увенчанный наградами международных фестивалей и умудренный жизненным опытом сам Охлобыстин, результат был бы качественно иным. Но история кино не знает сослагательного наклонения. У каждого сценария есть возможность только одного «плевка в вечность» по выражению Фаины Раневской. Что выросло, то выросло.
Могла ли вся эта кутерьма по созданию фильма повлиять на ранимое сердце исполнителя главной роли Кэри-Хироюки Тагавы и привести 65-летнюю звезду мелодрамы «Мемуары гейши» к христианской вере? Кто знает. Чужая душа потемки. Только вот интересно, почему голливудский актер не принял крещение тихо, спокойно в какой-нибудь деревенской церковке под Ярославлем в течение тех двух лет, что длились съемки фильма «Иерей-сан. Исповедь самурая»? Зачем именно в канун премьеры фильма понадобилось всё это шоу с журналистами, снимающими таинство обращения в элитном столичном храме Божией Матери «Всех скорбящих Радость» на Большой Ордынке? Такая показуха как-то не по-христиански. Вера — дело интимное.
Анатолий Стародубец.
Фото Светланы Стародубец.
