Друзья прозвали его «огненным конем»: его не пугают ни экстремальные роли, ни голливудские проекты, ни перспектива показаться карикатурным и смешным. Сегодня муж Моники Беллуччи, парень с оригинальной физиономией, далекой от стандартных канонов мужской красоты, примерил костюм секс-символа. Роль, открывающая тому, кто не боится соблазнов, обширные горизонты.
Из толпы детей актеров французского кино он единственный, кто заставил забыть реноме своего родителя. Вместе с Матье Кассовиц им удалось бросить вызов обуржуазившейся французской киноинтеллигенции благодаря фильму «Ненависть», где в роли заводного Винца, выходца из гетто парижских предместий, он оказался удивительно достоверным. С тех пор роли «на пределе» стали его амплуа, приобретая с годами все большую точность, выразительность и актерский контроль над персонажем. Его последние роли: «государственный враг №1» Месрин, извращенный балетмейстер с садистскими наклонностями в «Черном лебеде», психотерапевт, последователь Фрейда, сторонник сексуального раскрепощения в последнем фильме Кроненберга «Опасный метод», монах, одолеваемый демонами соблазна в фильме Доминика Моля. Признаться, на фоне этой галереи психопатов разного калибра его новое амплуа секс-символа и мужчины нашей мечты кажется слишком идеалистичным.
- Многие удивлены тем, что вы согласились сыграть роль монаха в последнем фильме Доминика Моля.
- В свое время Бельмондо сыграл монаха, я тоже на это вполне способен! На самом деле я могу вообразить себя в любой роли. Я помню, однажды Тома Лангманн (продюсер «Месрина») предложил мне ремейк «Тарзана». Когда я ответил, что в принципе согласен, он заявил: «Это гениально, что ты никогда не боишься показаться смешным!»
- Почему Тарзан может быть смешным? Это самая лучшая роль Кристофа Ламбера.
- Вы правы, но не забудьте, что актер должен отважиться носить что-то между шортами и набедренной повязкой! (Смех.)
- Можно догадаться, что в монашеской сутане вы чувствовали себя намного лучше. Это единственное, что заставило вас согласиться на роль в фильме Доминика Моля?
- Во-первых, эта роль по своей форме полная противоположность тому, что я играл до того. Это персонаж, сдержанный во всем, за исключением своего религиозного рвения. Отчасти я заинтересовался им потому, что вырос и провел несколько лет в католическом заведении, и это имело некоторые последствия...
- Какого рода последствия?
- У меня выработался иммунитет к религиозным догмам. Я тогда был совсем маленьким, и в течение четырех лет меня пичкали религиозными запретами и доктринами. Самое досадное, что в конце концов я начал верить их историям. А так как у меня всегда было богатое воображение, я говорил себе: «Быть святым - это совсем неплохая работа, когда я стану взрослым». (Смех.)
- Я слышала, вы часто отказываетесь от предложений фильмов и ролей. Вы любите, когда вас уговаривают?
- Для меня дать согласие сниматься в фильме это очень серьезное решение. Не говоря уже о том, что надо залезть в чужую шкуру и исключить из жизни многие месяцы, проведенные на съемочной площадке, затем надо представлять фильм прессе и продолжать говорить о роли много лет спустя. Но иногда я отказываюсь от роли только для того, чтобы увидеть, какой эффект это произведет.
- Словом, вы любите, когда за вами бегают...
- Нет, это просто позволяет мне понять, пропустил я что-то стоящее или мне на эту роль глубоко наплевать.
- Вам никогда не приходилось жалеть об упущенной возможности?
- По большому счету нет! (Смех.) Я не хочу перескакивать от одного фильма к другому и поселиться, как некоторые, на съемочной площадке, потому что ничего интересного это дать не может. Я хочу располагать свободным временем, путешествовать, проводить время в кругу семьи.
- Скажите, вы были готовы к феноменальному успеху «Черного лебедя»?
- Нет, хотя я знал, что результат работы с Дарреном и Натали должен быть интересным. Помню, когда я вернулся в Бразилию, я начал понимать, что происходит что-то из ряда вон выходящее. Это было настоящее безумие! Во время карнавала я видел толпы людей в костюмах «Черного лебедя». И это несмотря на то, что фильм вовсе не был снят с расчетом на такой резонанс. Это был авторский фильм, которому удалось ускользнуть из-под контроля и режиссера, и продюсеров. Это доказывает, что американское кино остается доминирующим во всем мире и диктует свои правила во всех жанрах. И пока мы еще не нашли способа применить их к французскому кино.
- Скажите, как складываются ваши отношения с Голливудом?
- У меня нет никаких отношений с Голливудом! Я играю в голливудских фильмах, но Голливуд мне незнаком. Содерберг - это не голливудский режиссер, а автор, который снимает что ему захочется. Даже с «Оушеном-13» он не стал частью голливудской системы. Он просто снял картину с приятелями, которые делали что им вздумается на фоне декора в один млн долларов. То же самое относится к Даррену Афронски, который, несмотря на успех, отказался от «Вальверина», что меня очень обрадовало!
- В новом фильме Дэвида Кроненберга «Опасный метод» вы играете последователя Фрейда, человека с разнузданными инстинктами. Вы легко переходите от одного экстремального характера к другому?
- Именно потому, что они в чем-то похожи. Оба фильма («Монах» и «Опасный метод») задают один и тот же вопрос: как нам быть с одолевающими нас желаниями и инстинктами? Должны мы их прятать, скрывать, подавлять? Но во имя чего? Или мы должны экспериментировать, чтобы составить свое собственное мнение?
- Вы лично что делаете с вашими импульсами и желаниями?
- Я люблю экспериментировать! Я стараюсь поставить под вопрос максимум общепринятых идей. Монах, он ни в чем не сомневается и уверен в том, что его взгляд на мир единственно возможный. Психотерапевт Отто Гросс как раз, наоборот, не пытается ни сдерживать, ни контролировать свои инстинкты.
С женой Моникой Беллуччи
- И все это приводит к идентичному безумию!
- Вы правы! (Смех.) Секрет в том, чтобы найти золотую середину. (Загадочно.) Хотя есть запреты, которые могут быть очень стимулирующими... Есть большая разница между тем, что запрещает нам мораль, и запретами, которые мы создаем сами себе, потому что не хотим причинять боль или неудобство нашим близким. Именно табу, связанные с общепринятой моралью, легче всего нарушать.
- Если вы не верите в общепринятую мораль, в таком случае во что вы верите?
- В себя, а это уже немало!
- Это результат долгой работы над собой?
- Я был любимым ребенком, а это очень помогает в жизни. По натуре я недоверчив, но, несмотря на это, я верю в людей, в человечество. Я верю в науку, в жизнь, но отказываюсь видеть человеческое существование в свете религии.
- Вам понравилось быть сексуальным объектом?
- В этом есть что-то магическое. Тип, у которого своеобразная физиономия, но который не снимается в кино, никого особенно не интересует, и ему приходится прикладывать массу усилий, чтобы добиться женщины. Но стоит ему появиться на экране, и он как по мановению волшебной палочки кажется всем великолепным! Он становится красивым и желанным, в то время как, если разобраться, это тот же самый тип.
- Вам это кажется несправедливым?
- Меня нельзя назвать каноном мужской красоты, и до того, как я стал актером, на улице на меня никто не оборачивался. Нет, я не чувствую себя польщенным и не говорю себе: «Черт возьми, я теперь стал настоящим секс-символом!» Меня просто бесконечно удивляет влияние имиджа на наше сознание. Даже я иногда поддаюсь его власти. Я помню, когда я встретил Мадонну, я вдруг сказал ей совершенно смешной и нелепый комплимент вроде того, что я сам теперь слышу от фанатов на улице.
- С Брэдом Питтом и Джорджем Клуни вы тоже чувствовали себя фанатом?
- Первый раз я встретился с ними в Амстердаме, поэтому атмосфера царила довольно раскрепощенная. (Смех.)
- Я думаю, быть мужем Моники Беллуччи тоже повышает ваш капитал обольстителя?
- Возможно. Мужчина, который живет с женщиной, не нуждающейся в нем в финансовом плане, кажется многим очень соблазнительным. Хотя в этом есть свои положительные и отрицательные стороны.
- Какие именно отрицательные?
- Для многих мужчин такая ситуация показалась бы невыносимой. Их мужская гордость и самолюбие ставятся под удар, потому что они не чувствуют себя необходимыми. Я лично, увидев такие взаимоотношения, подумал бы: «У этого парня наверняка есть все, что требуется, в штанах!» (Смех.)
- Вы вместе уже 12 лет. В наше время это настоящий подвиг!
- Мы женаты 12 лет, но вместе уже гораздо дольше. Я не знаю, возможно, мы исключение, но в принципе найти партнера, с которым вы чувствуете себя хорошо, очень трудно. Но я не считаю, что между нами все окончательно достигнуто. В интимных отношениях ничто никогда не бывает окончательным.
- Ваш новый статус сексуального объекта не мешает вам сопротивляться соблазнам?
- Я всегда утверждал, что соблазны существуют только тогда, когда есть запреты.
Людмила Гаршери, собкор «Мира новостей» в Париже "Мир новостей"