За глаза его называют современным Бендером и, наверное, не зря. Ну все человеку удается! Причем легко, непринужденно.
Играючи. Стал звездой советского экрана - и отказался от славы “Усатого няня”. Окунулся в дикий рынок 90-х - и создал частный театр. Открыл звезд вроде Хаматовой и Певцова - и практически без сожалений отпустил их. Чтобы открыть новых и снова отпустить... А что ему - он же с “Луны”.
- Сергей Борисович, не так давно вы отметили 20-летие театра Луны. С чем подошли? Хвастаться будете?
- Хвастаться можно тем, что мы прожили эти 20 лет. Потому что многие сломались и до 15, особенно те, кто начал в 90-е годы. Мы-то успели прыгнуть почти в последний вагон: мы и Виктюк - это были последние театры, которые стали государственными.
- Но сейчас за театры, коих в Москве под 200, взялись не на шутку - сливают, урезают. Вас пока не трогают?
- Есть несколько моментов, которые определяют нужность театра. Первое - это посещаемость. У нас она где-то процентов 85. Второе - как и что о вас пишут, то есть критика. И третий момент - гастроли. Вот эти три кита и определяют, закроют вас или оставят. Уже ряд театров “ополовинили”, то есть полбюджета сняли. Нас пока еще не касалось. Но как будет, так и будет. Я, честно говоря, за столько лет уже устал с кем-то бороться, доказывать, что не верблюд.
- Вы же в свое время, если не ошибаюсь, создали театр на свои кровные.
- Да, это был мой частный театр. У меня тогда было два кооператива, я зарабатывал. Ездил по стадионам с певицей Стрельченко, пел “Валенки”, привозил чемоданы денег, на что, собственно говоря, и построил Театр Луны - еще тот, маленький, который на Маяковке находился. А после третьего спектакля - “Ночь нежна” - мы оказались самым популярным театром Москвы, попасть к нам было просто невозможно. Потом умер главный режиссер Театра комедий, мы перекочевали в другие пенаты, объединили две труппы вместе... Что сейчас, кстати, могли бы сделать с некоторыми театрами, если не хотят сильно хребты ломать. Ну а что делать, если действительно образовалось столько театров, каждый из которых требует сто миллионов.
- А с кем бы вы объединились?
- Нет, я ни с кем не хочу объединяться.
- Вот именно!
- Но мы-то играем 313 спектаклей в год. А кто-то ничего не играет, просто не приходят зрители... Вообще правильно, что сейчас все это начинается. У нас-то, тьфу-тьфу-тьфу, вроде все в порядке. Каждый год выпускаем три-четыре спектакля, ездим на гастроли - в этом плане никаких проблем. Но я знаю, что проблемы в принципе есть в театре и они колоссальные. Проблемы стариков и детей: кого принимать, кого увольнять...
- Тоже, наверное, не ваша проблема - у вас всегда была молодежная труппа.
- Ну и что, что молодежная, - у меня сейчас шесть актрис беременных. Можете себе представить? А на них 12 ролей - хоть сам играй... Вот она стоит, красивенькая такая: даешь одну роль, другую. А потом приходит и говорит: так и так, и года на два пропадает. А нам же надо как-то играть дальше...
- Шесть беременных - это понятно. А когда уходят молодые артисты и потом в других театрах становятся суперзвездами, не обидно? У вас же за эти 20 лет кто только не переиграл.
- Жалко было и Стычкина отпускать, и Чулпан Хаматову, потому что я их в свое время и открыл. Уходили-то все по разным причинам. Но не по творческим. Кому-то предлагали съемки шикарные. Ну как не отпустишь?
- То есть в общем-то легко отпускаете?
- Ну потому что пока еще кажется, что талант есть и я новых “рожаю” быстро. Вчера, например, две девушки репетировали - я чуть с ума не сошел! Красоты неимоверной, как артистки супер! Надеюсь только, что другой театр не переманит - они же на выпуске.
- А Чулпан как разглядели?
- Мы для “Робинзона” искали Пятницу - девочку, хорошую такую, подвижную. Ассистентка привела меня в ГИТИС на курс Бородина, нам показали ее. Потом Чулпан пришла ко мне на пробы, прошла их, после этого два года работала в театре. Ну а дальше начались съемки. “Ой, я в Германии, Сергей Борисович, можно не приеду на сбор труппы?” Или: “Поговорите с моим директором”. Я говорю: “С кем?!” Такое оскорбление (смеется). Ну и я понял, что это начало конца.
- Было ощущение, что растет суперзвезда?
- Нет. Ей просто повезло в этих трех фильмах: “Время танцора”, “Страна глухих” и “Лунный папа”. И последний, как ни странно, при всей своей экзотичности имел даже большее значение, чем “Страна глухих”, где она в принципе плохо сыграла, просто ничего не сыграла - партнерша была гораздо интереснее.
- Певцов пришел к вам, уже будучи актером “Ленкома”. Вы его что, хотели переманить?
- Ну переманить-то вряд ли - из “Ленкома”, который был совсем на другой высоте. Но Певцов тогда еще не был таким уж популярным - сыграл только Фигаро и то еле-еле сыграл. А я видел, что это замечательный артист. Он сыграл прекрасно в “Ночь нежна”, после этого в “Чарли Ча”. И получилась такая шикарная пара Стычкин - Певцов, они собрали все премии, которые только можно было собрать... Стоцкая в 12 лет к нам пришла - ребенок, еще толком разговаривать не умела, я с ней репетировал. Ланская, которая в принципе Зайцева, то есть я им еще и хорошие фамилии дал...
- К вам и маститые приходили: Ромашин, Смирнитский... Наверное, не от хорошей жизни?
- У Ромашина был кризис в театре. А пришел к нам и после этого еще женился на моей актрисе Юле Ивановой. Она предложила ему роль царя Юстиниана, он всю ночь просидел у нее на кухне в трусах, читал пьесу. Как после этого не жениться и не поставить спектакль?
- И у Смирнитского похожая история - он ведь тоже у вас женился.
- И Смирнитского вытащили на какую-то роль, на царя опять же, они меньше, чем на царей, не ходят. Женился он на администраторе театра, жена потом его отсюда и увела. Просто перестала билеты продавать, я ее уволил, а он обиделся и ушел вместе с ней.
- Марусева сейчас встретил - на лавочке сидит перед служебным входом, Рудинштейна...
- Рудинштейн, как ни странно, оказался одним из самых преданнейших артистов. Как-то на день рождения ко мне пришел, чего-то спел. Спрашиваю его: “Марк, а чего бы не сыграть?” А мы как раз тогда делали спектакль “Губы”. Он говорит: “Давай и кино снимем: ты будешь режиссер, я - продюсер”. Марк начал играть, мы сделали отличный спектакль. А в кинофильм пригласили Пугачеву, Киркорова... Киркоров пришел, оказывается, сам делает мюзикл “Чикаго”. Увидел Стоцкую - началось: ой, отдай мне ее, отдай, я тебе трех верну!.. Но мюзикл провалился. Стоцкая даже не спасла его, притом, что играла лучше всех. Но она играла совсем не то, там была абсолютно неправильная трактовка, поэтому никто из русских людей ничего не понял.
- Артистов за эти 20 лет вы насмотрелись массу. Изменилось к ним отношение?
- Вообще уважение к артистам у меня всегда присутствует, особенно к хорошим. Но сейчас самая большая разница для меня между просто артистом и музой. Я же сам пишу сценарии, и если мне нравится какая-то актриса...
- О вас, Сергей Борисович, ходит вполне определенная слава...
- Бабник, да?
- Ну да. И к тому же, как понимаю, сейчас вы мужчина свободный... Раньше, бывало, актрисы получали роли через постель. Сейчас, наверное, не те уже времена - все решают деньги?
- Диван для распределения ролей есть у каждого режиссера. Шутка, конечно, но в принципе это самое главное, чтобы актриса понравилась: я не беру девушку в театр, если она мне не нравится. А так, чтобы прямо кидаться на них, влюбляться, - этот период давно уже прошел. Да и потом со временем ты же понимаешь, что важнее не просто красивая актриса, которую ты взял, а чтобы она спектакль не профукала, на который ты год жизни тратишь.
- А как получилось в себе убить актера? И как можно было отказаться от той славы, которая была после “Усатого няня”?
- Ну это действует все-таки больше на девушек... Вообще могу сказать, что ненавижу эту профессию. Не то что ненавижу - мне просто последнее время она кажется... какой-то позорной, что ли. Бедные артисты! Это же такая зависимость! От меня, например, - мне даже неудобно порой бывает. Ходят, несчастные, по каким-то концертам. Надо - и ушки наденут, и хвостики...
- Значит, все-таки разочаровались в этой профессии и в этих людях?
- Не могу сказать, что во всех, но, наверное, да, разочаровался. Нет такого уважения, как раньше, когда говорили: о, Малявина идет или Лановой. Да и сама профессия была еще не засалена, не замылена. Сейчас актеры соглашаются на любые роли, потому что надо зарабатывать, нужны деньги, деньги, деньги. А мы еще были артисты праздника. Когда “Усатый нянь” вышел, вся Москва была мною обклеена. Тогда творилось что-то страшное, тогда и Гарри Поттер мне бы чемоданы носил с его популярностью дешевой. Меня знали просто все...
- Звездную болезнь не хватанули?
- Да нет. Звездная болезнь - это даже непонятно, что такое. Меня у самолета машина не встречала никогда. Ну а люкс свой я всегда имел.
- Ну да, вы земной человек, прагматик.
- Нормальный. Реальный. И никогда не жалел о том, что ушел из актерской профессии.
- У вас, по-моему, мозги бизнесмена.
- Ну да, я в физматшколе учился. Поэтому мне по барабану: я возьму и ресторан открою, могу еще чего-нибудь - какое-то космическое агентство, например. Главное, только придумать.
- Мне кажется, из вас политик мог бы получиться.
- Честно говоря, мог бы. И меня даже приглашают. Но мне неинтересно... Да нет, все-таки у режиссеров больше возможностей.
Дмитрий Мельман
