Легендарному Роману Виктюку исполнилось 80 лет. Кто-то скажет, что главные его победы позади и феноменальный успех «Служанок» образца конца 1980-х уже не повторить.
В ответ знаменитый театральный провокатор лишь усмехается. И готовит новую звонкую пощечину общественному вкусу.
- Роман Григорьевич, вас привыкли называть главным бунтарем театральной сцены. Но бунт - это ведь понятие возрастное, и со временем все бунтари успокаиваются.
- Это если бунтари - революционеры. Да и не то чтобы они успокаиваются на достигнутом и пожинают лавры. Просто та система, ради которой они тратили здоровье, нервы и ум, тут же их с радостью пожирает.
- Не ваша история?
- Нет, к счастью. Потому что я не бунтарь и не революционер. Никаких сознательных агрессивных действий с отрицательной энергией я не совершал. Театр - это ведь игра прежде всего. Игра веселая, радостная, которая вызывает только положительные эмоции у тех, кто в этой игре участвует. А при всеобщем флере любви никакой отрицательной энергии и в помине быть не может.
«Я НЕ ЧЕРВОНЕЦ, ЧТОБЫ ВСЕМ НРАВИТЬСЯ»
- Что же вы так легко отказываетесь от гордого звания бунтаря? Бунт в искусстве - это же замечательно, он и двигает искусство вперед.
- Ну можно же нарушать устои и мирным путем, зачем же делать революционно, можно эволюционно. Ну да, совершенно спокойно американцы в «Нью-Йорк таймс» написали, что я сделал перемены, как Ленин в 1917 году. Но заметьте, «перемены», никаких революций они мне не приписывают. И я понимаю, конечно, какую перемену в первую очередь американцы имеют в виду.
После переворота 1917 года Мейерхольд и Таиров кричали, что смысл театра в самом театре. Это было уничтожено, идеологические социальные мотивы имели главенствующую роль во всяком нашем искусстве. И вот возврат театра к театру - это было то, чем я занимался...
Так что никакой Америки я не открыл, я лишь последователь Таирова, великого человека. Кстати, Алиса Коонен - первая актриса Камерного театра и его супруга - была председателем экзаменационной комиссии у меня в ГИТИСе. И на обсуждении она сказала, что не имеет права никого судить, но есть один человек, которому нужно поставить самую высокую оценку, - это Виктюк. Все, после этого она встала и ушла.
- Но сейчас несколько другая ситуация, можно говорить о том, что вас попросту не замечают. Не секрет же, что ваши спектакли не номинируют на премии.
- Это то, что я ненавижу! Потому что, когда номинируют те люди, которые в «шеренге», это значит, что надо моментально втискиваться в эту шеренгу победную и с ними маршировать... Да и потом, что значит не замечают? Это не замечают, а сознательно не замечают. Большая разница.
- Вам разве не хочется, чтобы все любили?
- Нет. Когда все любят, это уже называется «смерть».
- И то верно: у нас «великий» говорят, только когда человека уже нет.
- Абсолютно. Так же как моментальная гибель была при советской власти, когда мои друзья-режиссеры говорили: в год надо ставить четыре спектакля, значит, три для них, один для себя. А потом оказывалось, что все четыре - для них. А я не поставил ни одного для них. И у меня не было партбилета, мне не пришлось его сжигать в телеэфире и кричать, что я антисоветчик или кто-то другой. Просто я такой, какой есть. И далеко не червонец, чтобы всем нравиться.
«АКТРИСЫ – ВСЕ ЭГОИСТКИ»
- Однако актрисы, которые играли и играют у вас, поголовно признаются вам в любви.
- Почему нет? И я признаюсь им в любви, а как может быть по-другому? Я же сказал: главное в игре - флер: колпак, вершина, небо. Только любовь - все!
- Но на репетициях, как гласит легенда, вы их чуть ли не по матушке кроете. А актрисы, тем более народные, существа изнеженные.
- Не только изнеженные - они все индивидуалистки, эгоистки и любят только себя, некоторые лишь любят искусство в себе, как говорил Станиславский. Но это не имеет значения. Я с ними разговариваю на равных. И они понимают, что это во благо, а не наоборот. Я же этих актрис не уничтожаю, я только вызываю в них адреналин, чтобы они взлетали. Я же кричу, что они мои небесные невесты, а с невестами можно вести себя - до брака! - как угодно.
- Да та же Талызина говорит: разбуди ее среди ночи - побежит к вам.
- Конечно. И не только она.
- А с актерами сложнее? Маковецкий, Певцов, Шифрин... Они были с вами, а потом ушли. Получается, актрисы преданные, а актеры предатели?
- Какие же они предатели! Все равно мы вместе. Просто есть разные периоды, разные дистанции. Вот уже на ту дистанцию, на которую бегут участники «Ромео и Джульетты», эти уже бежать не могут. Пришли на спектакль Гафт, Филиппенко, посмотрели и закричали: «Боже, мы им завидуем!» Все!
- У вас был спектакль «Сон Гафта, рассказанный Виктюком» где во сне к Гафту пришел Сталин и сам Гафт его играет...
- Да нет, Гафт никакого Сталина не играет, это была бы величайшая глупость. Все же, представляя Сталина, играют или сатиру, или гротеск, или куклу, или дьявола, или издеваются. А он не то, не то и не то. Он - невероятная тайна. И в чем эта тайна? Почему его отправили на Землю сюда?.. Ведь недавно, когда выбирали лучшего человека России, вы прекрасно знаете, что на первом месте долгое время был Сталин. Долгое время...
«В МОЕЙ КВАРТИРЕ ЖИЛ ВАСИЛИЙ СТАЛИН»
- Сталин для вас, Роман Григорьевич, ведь не чужой человек, вы практически в его квартире живете.
- Но это не значит, что он вошел в мою душу. Да и он здесь не был никогда - здесь жили сын его, Василий, внук. Они не имеют такого энергетически сильного поля отрицательного, которое было, по-видимому, в том человеке. Вот он был магический, колдовской, это действительно так. Это был не просто человек, а какой-то механизм, который был запущен на Землю с определенной целью. Но я думаю, что там, наверху, ошиблись. Потому что здесь он очень пришелся по душе. И все равно та часть Земли, которая должна отрицать явление дьявола, все равно не замечает, приукрашает и делает вид, что это Христос. Блок ведь тоже написал: «В белом венчике из роз - впереди - Иисус Христос...» А квартира? Да ну что вы - это спокойная, тихая, замечательная квартира.
- Но бог сыграл шутку с вами, не правда ли?
- Ну, может, это не шутка, а в этом есть некая преднамеренность. Потому что другой бы возгордился, а я совершенно спокоен. Выйдя на один балкон, вижу Думу, выйдя на другой балкон, вижу Кремль...
- Между Думой и Кремлем какие думы вас посещают?
- Так... Вообще, вы задаете вопрос, на который ответить очень сложно. А сразу невозможно... Я думаю, когда ты просыпаешься, когда можешь ощутить это солнышко, это небо. И тот потусторонний мир, откуда все мы пришли. И тех шифровальщиков на той половине мира. И когда они посылают тебе свои шифры, а ты способен еще слышать - это и есть счастье. От политиков, экономики тут ничего не зависит.
Игорь Корнеев.
ТАСС/А. Щербак,
А.Куров.
