Тридцать лет назад, 10 марта 1985 года, ушел из жизни Константин Черненко. А уже 11 марта у страны появился новый лидер: Пленум ЦК КПСС единогласно утвердил на посту генерального секретаря Михаила Горбачева. Началась цепь событий, радикально изменивших не только страну, но, пожалуй, и весь мир.
Это была третья кончина первого лица за два с небольшим года. Проводы в последний путь Константина Устиновича Черненко завершили «эпоху пышных похорон». Спустя шесть лет после того, как советский народ «постигла невосполнимая утрата», приказал жить и сам Советский Союз.
«БУЛЬДОГИ» ПОЛИТБЮРО
Горбачевская перестройка могла начаться на год раньше. По данным целого ряда источников, Горбачева видел своим преемником еще Юрий Андропов. По свидетельству, например, помощника Андропова Аркадия Вольского, тот потребовал внести в текст своего выступления на очередном Пленуме ЦК слова о том, что заседания секретариата в его отсутствие должен вести Михаил Горбачев. Дело было за пару месяцев до смерти генсека. Он тогда безвылазно находился в больнице, а доклад предстояло озвучить кому-то из коллег по Политбюро (в итоге это сделал Черненко). Однако вставка об особой роли Горбачева в докладе так и не прозвучала.
Та же версия присутствует и в мемуарах самого Михаила Сергеевича: «На второй или третий день после похорон Юрия Владимировича Раиса Максимовна навестила на даче его жену, желая поддержать ее морально. Татьяна Филипповна, больная, возбужденная, поднявшись в кровати, громко запричитала: «Почему избрали Черненко, почему они так сделали?! Юра хотел, чтобы был Михаил Сергеевич...»
По версии Горбачева, главной движущей силой подковерной интриги, которая привела к власти Черненко, был тогдашний советский премьер Николай Тихонов. В узком кругу коллег он якобы сказал: «Михаил еще молодой. А Костя - это то, что надо».
«Понимать это можно так: появилась надежда, что следующим генсеком вполне сможет оказаться он, - расшифровывает слова Тихонова экс-президент СССР Горбачев. - Но для общества, при всей его специфичности, появление в роли лидера великой державы именно Черненко было шоком... Во главе великой державы ее лидером оказался не просто физически слабый, а тяжелобольной человек, фактически инвалид». Последним актом этой драмы - или, скорее, трагикомедии - стало торжественное вручение Черненко удостоверения депутата Верховного Совета РСФСР. «До сих пор у меня перед глазами согбенная фигура, дрожащие руки, срывающийся голос, призывающий к дисциплине и самоотверженному труду, падающие из рук листки, - вспоминает Горбачев. - А я знаю, что и сам он падал... Но этот эпизод, разумеется, не показали... Это происходило 28 февраля. А 10 марта Константина Устиновича не стало».
Вновь ребром встал вопрос о первом лице. И вновь - ожесточенная «схватка бульдогов под ковром». По свидетельству ближайшего соратника Михаила Горбачева Александра Яковлева, отвечавшего в горбачевском Политбюро за идеологию и получившего известность как «архитектор» перестройки, «ближайшее окружение усопшего Черненко уже готовило речи и политическую программу для другого человека - Виктора Гришина». Однако на сей раз у Горбачева оказалась куда более мощная группа поддержки.
Кандидатуру Горбачева на Политбюро, а затем и на пленуме внес министр иностранных дел, первый зампредседателя Совета министров СССР Андрей Громыко. Для многих «товарищей по партии» это стало неожиданностью. Но только не для самого Горбачева. Согласно воспоминаниям Яковлева, бессменный глава советской дипломатии и самый молодой член Политбюро нашли общий язык незадолго до смерти Черненко: «В те смутные дни ко мне в ИМЭМО, где я был директором, приехал Евгений Примаков и, сославшись на просьбу Анатолия Громыко - сына старшего Громыко, - спросил, нельзя ли провести зондажные, ни к чему пока не обязывающие переговоры между Громыко и Горбачевым». На состоявшейся вскоре личной встрече Яковлева с Громыко-младшим последний раскрыл карты: «Отец уверен, что возглавить партию в сложившихся условиях может только Горбачев. Он, Громыко, готов поддержать эту идею и сыграть инициативную роль на предстоящем заседании Политбюро. В то же время отцу надоело работать в МИДе, он хотел бы сменить обстановку. Речь идет о Верховном Совете СССР». Иными словами, Громыко гарантировал Горбачеву поддержку в обмен на пост Председателя ВС.
Реакция Горбачева, вспоминает Яковлев, была облечена в крайне обтекаемые выражения, но однозначно положительной: «Передай, что мне всегда было приятно работать с Андреем Андреевичем. С удовольствием буду это делать и дальше, независимо от того, в каком качестве оба окажемся. Добавь также, что я умею выполнять свои обещания».
АГЕНТЫ ЦРУ ИЛИ СВОБОДЫ?
Как утверждал бывший глава КГБ Владимир Крючков, довольно скоро Громыко разочаровался в своем протеже. В подтверждение своих слов он приводил свой разговор с Громыко, состоявшийся в январе 1988 года. Громыко якобы сказал тогда Крючкову следующее: «Боюсь за судьбу государства. В 1985 году после смерти Черненко товарищи предлагали мне сосредоточиться на работе в партии и дать согласие занять пост генерального секретаря. Я отказался, полагая, что чисто партийная должность не для меня. Может быть, это было моей ошибкой... Яковлев и Шеварднадзе - не те люди. Куда зайдут они вместе с Горбачевым?» Однако Крючкова трудно отнести к беспристрастным свидетелям. Участник (а по некоторым данным, вдохновитель и организатор) ГКЧП до конца своих дней испытывал глубокую личную неприязнь к самому Горбачеву, которого называл не иначе как предателем, и его сподвижникам.
«В 1990 году Комитет госбезопасности... получил из нескольких разных источников крайне настораживающую информацию, - писал Крючков в своих мемуарах. - Смысл донесений сводился к тому, что, по оценкам иностранных спецслужб, Яковлев занимает выгодные для Запада позиции, надежно противостоит «консервативным» в Советском Союзе и что на него можно твердо рассчитывать в любой ситуации».
«Да, я агент, - заявил в свою очередь Александр Николаевич автору этих строк незадолго до кончины «архитектора» перестройки. - Но агент свободы, а не ЦРУ... В свое время я добился рассмотрения этого вопроса прокуратурой: они больше трех месяцев изучали вопрос, лазали по архивам внешней разведки и дали в конце концов документ, подтверждающий, что все это мерзопакостная ложь. Генпрокурор сказал мне тогда, что теперь я могу подать в суд на Крючкова и он получит от 3 до 5 лет за клевету. Уже подобрал адвоката, а потом подумал, что сажать в тюрьму - это как раз крючковская идеология, у меня противоположные взгляды. И махнул рукой. Что с него взять? А страну развалил как раз крючковский мятеж, именно после него начался «парад суверенитетов».
Вместе с тем, признавал Яковлев, он действительно был убежденным антикоммунистом уже на момент начала перестройки: «Но я не хотел выдавать себя. Почему? К этому времени я пришел к убеждению, что при всей самоотверженности и благородстве диссидентского движения ничего из него не выйдет. Я понимал, что свергнуть тоталитарный режим можно только с помощью тоталитарной партии, опираясь на первых порах на ее дисциплину, а затем на ее протестное, реформаторское крыло, которое будет становиться все мощнее. Так и было сделано». Кстати, сам Яковлев называет события весны 1985 года «мартовско-апрельской революцией».
Что ж, если рассматривать горбачевские преобразования с точки зрения тщательно скрываемых революционных целей, то перестройка вполне удалась. Через шесть лет реформ от «тоталитарного режима» не осталось камня на камне. Но ведь в программах и декларациях звучало совсем иное! Главной задачей было объявлено ускорение социально-экономического развития и повышение благосостояния граждан. Если исходить из этого критерия, перестройка потерпела полный крах. Достаточно сказать, что и сегодня по многим экономическим показателям Российская Федерация отстает от РСФСР образца середины 1980-х.
Яковлев во многом соглашался с критиками. «Мы не всегда были последовательны, не всегда решительны, - признавал он. - За очень короткий срок в политике изменилось почти все, а в экономике - практически ничего...»
Но судить о конечных результатах перестройки, считал Яковлев, пока рано, поскольку «она еще не закончилась»: «Мы мечтали, например, совсем о других судах - о независимых, а не «басманных». По существу, вернулась однопартийная система: парламент стал послушным. Государственные СМИ начинают напоминать оруэлловское «министерство правды». Я бы назвал такое положение дел диктатурой чиновничества: чиновник сегодня что хочет, то и делает...»
Эти слова были сказаны 10 лет назад (Александр Николаевич ушел из жизни в октябре 2005-го). Ситуация с тех пор если и изменилась, то не в лучшую сторону.
Андрей Владимиров
Фото РИА «НОВОСТИ»
