Новости культуры и искусства
5421 | 0

Николай Пастухов: «Крестик уберег от верной гибели»

Николай Пастухов: «Крестик уберег от верной гибели»
Читайте МН в TELEGRAM ДЗЕН

Народных артистов, прошедших войну, стало на одного меньше. Скоро сороковины у Николая Пастухова, замечательного актера, сумевшего убедить зрителей в том, что и на вторых ролях можно оставаться главным героем. Незадолго до смерти он дал интервью корреспонденту «МН».

Николай Исаакович ненавидел войну, потому и не любил о ней вспоминать. Она грянула тогда, когда лично у него все только начиналось. Ему 16 лет. Только поступил во второй состав труппы Театра Советской (ныне Российской) Армии. Параллельно через год - в Театральное училище им. Щепкина. И вдруг повестка, которая буквально подрезала крылья:

- До сих пор помню, как у колонн театра меня провожает режиссер Алексей Дмитриевич Попов, напутствуя: «Ну воюй, это надо! Наблюдай! В жизни тебе, артисту, потом пригодится». И когда уже был на передовой, он мне прислал фотографию со словами: «Возвращайся! Постарайся остаться живым!» Я с ней всю передовую прошел.

Боец хлебнул сполна: горел в танке, был ранен, прокладывал связь под открытым огнем, ходил в разведку. От пули, считает он, его уберегли фотокарточка Попова и вера.

- Когда освободили Ригу, в местной библиотеке увидел Библию, взял грех на душу - подобрал. Так до конца войны с ней в вещевом мешке и прошагал. И еще крестик деревянный вырезал. Когда пошли в баню, снял и положил его в кошелек. Кто-то из сослуживцев заметил и донес командиру. Тот меня вызывает и спрашивает: «Веришь?» Отвечаю: «Да». Стал отчитывать: «Как ты, советский солдат, можешь...» Решил, что расстреляют, но наказание заменили переводом в другую часть. И как только меня перевели, мои бывшие однополчане, среди которых должен был быть и я, на следующий день полетели на задание. Прыгнули с парашютами и попали в засаду - все погибли. Так меня крест спас.

А после войны Николай Пастухов пришел на службу в родной театр. Уходил и возвращался. Некоторые спектакли держались только на нем. Без Пастухова пьесу Островского «Поздняя любовь» просто сняли с репертуара - не нашли замену его Маргаритову.

Последние 10 лет Николай Исаакович выходил на сцену, по сути, слепым. Но зритель об этом не догадывался. Роль артист выучил так, что играл, ничего не видя. Во время выступления обходился без палки - на дополнительных репетициях определял, где публика, мебель, артисты.

- Слепота меня не гнетет, - говорил он. -Действительность можно разглядеть душой. Иногда даже радуюсь, что многих вещей не замечаю. Это же радость, когда ты не видишь то, чего не хочешь видеть.

Несмотря на десятки сыгранных ролей, народное признание пришло после киноработ. Самсон Вырин в «Станционном смотрителе», Степан Липягин в «Свой среди чужих, чужой среди своих», Телегин в «Дяде Ване», Порфирий Семенович Глагольев в «Неоконченной пьесе для механического пианино», Иван Богданович Штольц в «Нескольких днях из жизни И.И. Обломова»... Скромный, честный, искренний. Как в жизни.

- Как вы попали на съемочную площадку?

- Сергей Соловьев пришел в театр посмотреть «Дядю Ваню», где я играл Вафлю (обедневший помещик Телегин. - Ред.). Этому предшествовала история, о которой узнал позже. Сергей долгое время не мог найти себе в «Станционного смотрителя» артиста на главную роль. Тогда Никита Михалков и посоветовал посмотреть на меня: мол, вылитый Вырин. Но когда режиссер вошел ко мне в гримерную, я поймал на себе его разочарованный взгляд. Не выдержал и спросил: «Что не так?» Он ответил, что надо хотя бы похудеть... Я так загорелся ролью в кино, что за несколько дней сбросил восемь с половиной килограммов, после чего пришел к нему и сказал: «Остальные полтора за пару дней уберу». Увидев меня похудевшим, Соловьев утвердил без проб. Позднее объяснил свой выбор: «У тебя выделились скулы, и лицо сразу приобрело страдальческие черты аскета».

Я всегда владел своим весом. Раньше, пока здоровье позволяло, занимался йогой, голодал, постился. Мне это было необходимо для работы, жизненных ощущений. Через десять дней такого состояния открывается второе дыхание, появляется легкость, что очень помогает на сцене. Помню, Михалков и Соловьев после рабочего дня на площадке иногда звали в ресторанчик поесть, а я отказывался - мне это было не надо. Они даже подшучивали: мол, дружить дружу, но не пью, не курю. А я как решу, так и живу. Правда, выпить немного все-таки пришлось, чтобы войти в образ несчастного героя-отца, когда тот теряет дочь и идет в кабак.

- Часто приходилось играть вопреки...

- В «Станционном смотрителе» есть сцена, в которой Вырин бежит по снегу. Ее снимали несколько дублей. Мне предлагали дублера, но я решил побегать сам - с больным горлом в промокших ботинках бежал километров пять, прежде чем получилось как надо. Правда, потом воспалением легких заболел. Но Калягину в «Неоконченной пьесе для механического пианино» пришлось еще сложнее: с артистами каждый день на рассвете - в пять часов утра - по несколько дублей в ледяную воду заходил и выходил. На дворе был конец сентября. Потом после утренних съемок вместе шли в гостиницу, где моя жена отпаивала нас горячим чаем. Михалков всегда, когда делал фильм, собирал бригаду, бронировал номера в гостинице и всех вывозил: вместе жили, ели, ходили в магазин, репетировали, рассуждали и спорили над сценами, ролями, играли в футбол - притирались друг к другу. Это его фирменный стиль.

- Слышал, что финальную сцену крещения в фильме «Черная роза - эмблема печали, красная роза - эмблема любви» Соловьеву вы подсказали. Из жизни...

- Это было давно, еще до перестройки. Я ему предложил креститься самому и крестить своего сына Диму. Но время-то советское. Чтобы событие не афишировать, подсказал старый способ - таинство на дому. Это позволяется. Он так и сделал - купил тазик, кастрюлю, пригласил священника. А позже этой историей режиссер закончил картину: мальчик Митя стоит в тазике и батюшка, поливая его водой, произносит слова: «Во имя Отца и Сына и Святого Духа. Аминь».

- Ваш отец - комиссар Гражданской войны, а вы - верующий...

- Не могу этого объяснить. Всегда жил с верой. Видимо, она родилась во мне, когда еще находился в утробе матери. Мама была на восьмом или девятом месяце, когда пропал мой старший брат. Шла Гражданская война. Его жестоко убили бандиты и отрезали голову в отместку отцу. Когда мама увидела изуродованного сына, потеряла сознание. У меня и сейчас такое ощущение, что я это тоже видел. И сколько себя помню, всегда жил с мыслью - живу за двоих.

Виталий Лесничий

Фото PERSONA STARS

Подпишитесь и следите за новостями удобным для Вас способом.