Вольно или невольно, но основным ньюсмейкером от театрального мира за последнюю неделю стал Константин Богомолов. За всю Россию говорить не буду, но москвичи с этим именем уже явно знакомы – то скандал с премьерой «Карамазовых», то последующий уход Константина из МХТ им. Чехова, то дурацкая выходка православных активистов на одном из его спектаклей. Об этом писали основные СМИ, новости эти прорывались в топ Яндекса, а на некоторых каналах («Дождь», «Культура») даже снимали об этом сюжеты.
Впрочем, давайте по порядку. В 2003 году Богомолов заканчивает режиссерский факультет РАТИ-ГИТИС, попадает в театр имени Гоголя (превращенный ныне в модный «Гоголь-центр»), но через пару лет обращает на себя внимание Олега Табакова и получает приглашение в его театр-студию. Первой вехой на его творческом пути становится спектакль «Wonderland-80», где он сталкивает два, казалось бы, несовместимых текста – «Заповедник» Сергея Довлатова и «Алису в стране чудес» Льюиса Кэрролла. В этом желании жонглировать классическими текстами нет ничего удивительного, если знать, что режиссер по первому своему образованию – филолог. С каждой новой постановкой литературная игра будет занимать в его творчестве все большее место – так, за «Wonderland-80» следует спектакль «Турандот» в театре им. Пушкина, где диалоги из романа Достоевского «Идиот» оказываются встроены в сюжетную конструкцию пьесы Гоцци. Премьера произвела эффект – зрители плевались и уходили из зала с ругательствами, впрочем, это были еще цветочки. Опытом подлинного эпатажа стала инсценировка пьесы Шекспира «Король Лир», действие которой было перенесено в СССР времен Великой Отечественной. Женские роли были отданы мужчинам, а мужские – женщинам, на сцене Лир имитировал сношение с надувной женщиной, на которой была изображена карта СССР, а ближе к финалу актеры исполняли «День победы» в жутковатой металлической обработке а-ля Мэрилин Мэнсон. Если бы такое зрелище демонстрировали на сцене МХТ им. Чехова – дым бы стоял коромыслом, но – к сожалению или к счастью – осуществить это удалось только в питерском театре «Приют Комедианта». Впрочем, до главной сцены страны Богомолову остается совсем немного…
В 2012 году Олег Павлович предлагает ему поставить в МХТ спектакль по пьесе Набокова «Событие». Событием «Событие» не становится – это пока что разминка, не более. Годом триумфа для режиссера становится 2013 – в феврале МХТ выпускает «Идеального мужа», а в ноябре взбудораженная предыдущей постановкой публика ждет «Карамазовых». Именно «Идеальный муж. Комедия» (таково полное название) становится главной премьерой сезона – язвительнейшая сатира на современную Россию с политиками-гомосексуалистами, лебезящими пред ними деятелями искусств, звездами-уголовниками и приближающейся сочинской Олимпиадой разводит публику по разные стороны баррикад. Часть зрителей возвращается к спектаклю снова и снова, отдавая должное смелости и остроумию режиссера, другая же часть возмущенно уходит в антракте, искренне недоумевая, как Табаков мог позволить этой мерзости осквернить священную сцену Московского художественного театра. Показателен один эпизод, случившийся в конце ноября – в ходе спектакля после того, как актер, исполнявший прежде роль священника, вышел в образе Мефистофеля, на сцену выскочили православные активисты с криками: «Как вы можете терпеть издательство над вашей верой? Зачем вы так ненавидите Христа, ведь его распяли за нас». Один из активистов оставил незадолго до своей акции запись в Твиттере: «В МХТ на сцене содомия, хула на священство, голая баба изображает распятие, на которое молятся, и прочее. Мы положим этому конец».
Понятно, что градус общественного напряжения вокруг фигуры Богомолова к тому моменту был уже довольно высок – ввиду этого любой его последующий спектакль неизбежно вызвал бы волну интереса. Но как будто этого мало – перед самой премьерой «Карамазовых» разгорается новый скандал! Не берусь утверждать, что это осознанный пиар, но и отрицать также ничего не стану. На 24 ноября был назначен первый показ спектакля на публику – так называемый открытый прогон. За два часа до начала на дверях театра появляется объявление об отмене показа; на фейсбуке режиссер публикует короткую, ничего не объясняющую запись: «С прискорбием сообщаю об отмене прогонов и премьеры в связи с требованием театра внести в спектакль изменений, требующих перестройки спектакля и существенного времени для дополнительных репетиций». На следующий день прогон все-таки состоится – по отрывочным сведениям складывается впечатление, что после долгих переговоров с руководством Богомолов сумел-таки отстоять спектакль, чем существенно подпортил свои отношения с театром. Итог Константин подводит очередным постом в фейсбуке: «Сегодня завтра и послезавтра спектакли состоятся. Я покидаю Московский Художественный Театр». Пока что назначенный на декабрь показы еще не исчезли из афиши, но из театра режиссер и ушел взаправду.
Естественно, вся эта загадочная история всколыхнула поклонников Богомолова и стала почвой для разнообразных слухов. Надо сказать, что режиссер никогда не скрывал своих оппозиционных взглядов, выступал даже как-то раз на митинге, а в «Идеальном муже» решился на откровенное обличение существующей власти. Совершенно логично, что первые предположения сводились как раз к тому, что в «Карамазовых» Константин, по-видимому, рискнул пойти на прямое оскорбление режима, чем и вызвал протесты руководства театра, в значительно степени зависимого от госдотаций. Тем более что постановщик и сам в одном из интервью сообщал: «Я обещаю вам ад».
При ближайшем рассмотрении выяснилось, что «Карамазовы» касаются политической темы едва-едва и являются в этом отношении гораздо более безобидными, чем тот же «Идеальный муж». В новой постановке режиссер предлагает рассматривать политику как одну из ряда составляющих такого явления как «русская жизнь». Если в предыдущем спектакле Богомолов саркастически утверждал, что народ заслуживает ту власть, которую заслуживает, то в новом он с любопытством первооткрывателя стремится понять, почему народ, к которому все мы имеем счастье/несчастье принадлежать, именно таков? Что это за народ, режиссер знает отменно – народ Смердяковых, скотский, другими словами, народ. И телевидение у этого народа Скотское, и следствие Скотское – ну и власть, соответственно, такая же. Запертая в доме для умалишенных Софья Ивановна – мать Ивана и Алеши – во время визита к ней старшего сына читает пушкинское «Лукоморье», акцентируя внимание на последних фразах – «Здесь русский дух, здесь Русью пахнет». Когда в финале Черт в исполнении Игоря Миркурбанова (игравшего прежде роль Федора Карамазова) запевает сакраментальное «Я люблю тебя жизнь» вдруг начинаешь понимать – нет, Русью здесь не пахнет. Ею здесь смердит…
Текст Достоевского был, если можно так выразиться, отредактирован Владимиром Сорокиным. Надо сказать, что у Богомолова с Табаковым нередко возникали споры, связанные с тем, что режиссер хотел инсценировать главного русского концептуалиста, а Олег Павлович противился этой затее. Таким образом, в работе над «Карамазовыми» был достигнут определенный консенсус – ставят русскую классику, чем весьма доволен худрук, но и Богомолов получает шанс поработать с Сорокиным. То, что эти два человека мыслят в одном направлении, было заметно и раньше, но в «Карамазовых» приложенная с двух сторон энергия производит десятикратный эффект. Сорокин всегда критиковал русский народ, но обязательно при этом ерничал. Богомолов, прежде точивший стрелы в основном против власти, если и задевал народ, то лишь постольку-постольку – лес рубят, щепки летят. Но в «Карамазовых» этот тандем, обрушиваясь на самую суть русского человека, не ведает ни иронии, ни пощады, ни страха. Во-первых, здесь негде смеяться – даже на удачную шутку зритель не отзывается смехом, смех этот подавляется той жуткой истиной, которую цитируют со сцены. А во-вторых, приговор, выносимый обществу, звучит громко и безапелляционно: лучшее, что есть в русской жизни – смерть. Лаконично и без компромиссов, без боязни задеть чьи-нибудь чувства…
И да, это не Достоевский. Достоевский оставлял героям выход – вера если не в бога, то, как минимум, в бессмертие души. У Богомолова, несмотря на наличие Черта, бога нет. Больше того, православие в его представлении – такой же атрибут этого дьявольского мира, мира, в котором все от лукавого. Как дети, испугавшись чего-либо, стремятся зажмурить глаза, так и русский человек, в понятиях Богомолова, пытается ослепить себя фанатической верой. Это не панацея от окружающего зла, это попытка отгородиться, потерять восприимчивость. Впрочем, это логично – в конце XIX века Достоевский предлагал видеть спасение в религии; в начале века XXI человечество, пережив две мировых войны и коммунистическую чуму, пришло к выводу, что спасения нет ни в чем. В финале спектакля жизнерадостный черт спляшет среди могилок – кажется, несложно расшифровать этот «мэсседж»?
Евгений Вихарев
